- Гоп-гоп, а вот и сигнал! – радостно заключил Март.
- Ну-ка, все трое, к речке мыться, живо, - скомандовала мама, - в таком виде я вас за стол не пущу. Рисовые колобки почти готовы, осталось только запечь их и полить медом.
Енька и два упитанных приятеля отправились на реку. Всем троим ужасно хотелось поскорее получить как можно больше сладких рисовых колобков. Енька пообещал научить человечков плавать, хотя те вовсе не горели желанием лезть в холодную воду. Март осмелился зайти в реку только по колени, и для вида поплескал себе на живот.
- Завтра перейдем к нырянью! – радовался Енька успехам Курта.
Тот оказался немного смелее брата и барахтался на отмели, у самого берега.
После обеда бурундуки притащили из леса гору шишек, и все вчетвером дружно трудились, добывая орехи. В кухне висел аромат кедровой смолы. Мама рассчитывала сделать на ужин ореховую запеканку с черешневым джемом.
- И творожный пудинг. Правда пока не знаю, как с ним управиться, – сказала она, очищая скорлупу. – Но одно могу сказать - готовить такие волшебные обеды – сплошное удовольствие!
Курт и Март, согнувшись, сопели каждый над своею горкой шишек.
- Э-эх! – Курт распрямил спину, потянулся и зевнул, - сколько ваботы! Пока вас не было, не было и никаких забот!
- Не пова ли немного певедохнуть? – оживился Март, - напвимев, вздвермнуть чуток?
- Лучше давай споем! Эй, бватец! Взбодвись! Гоп-гоп! – дернул его за ухо Курт и, мелькая толстыми короткими ножками, полез за буфет.
Какое-то время там слышались громыхание, чертыханье и возня. Потом показалась взлохмаченная шевелюра Курта. А затем появился и он сам, волоча за собою аккордеон. Меха инструмента растягивались и издавали душераздирающие, заунывные звуки. Приятели уселись по разные стороны от аккордеона, и в четыре руки заиграли протяжную печальную мелодию. Потом дружно затянули:
- Нам каждую ночь снится со-о-он,
- Он один на двоих.
- Где ты улетаешь?
- И ты!
- Ну конечно, бултых!
В огромную бочку без стенок и дна,
Внизу в этой бочке совсем не вода.
Внизу полыхает ужасный пожар,
Как страшно попасть в этот жалящий жар.
Мы падаем. Шепот и шелест вокруг
Рассказ вновь и вновь все про то же ведут.
Мы знаем его наизусть, и кричим:
- Пожалуйста, нас, семь и семь, отпусти,
Ты нам помоги, возврати нам себя,
Мала мне жилетка, она не моя,
Я не пролезаю в трубу, мочи нет!
- Просите не вы! – раздается в ответ.
И вдруг открывается сбоку проем –
Сверкает там солнце, и смех слышен в нем.
Мы чудом ныряем туда, и ура!
Там ветер и счастье, вода и трава!
Не будь дураком, ты умом пораскинь,
И нас, и зверюшек, и прочих спаси-и-и!
Зрители вежливо похлопали. Енька с досадой подумал, до чего все-таки здесь любят изъясняться загадками. Курт и Март отшвырнули аккордеон. И тот в сопровождении печальной мелодии, словно уползающая гусеница, пропал за буфетом. Близнецы стали дальше перебирать орехи, время от времени перешептываясь и косясь на Еньку.
- Сколько мы ни намекали…
- Он ничего не понял…
- Он глупый.
- Просто маленький.
- Он слышал слова девева и нашу песню, но даже не задал ни одного вопвоса.
- Но мы не имеем пвава ему гововить, что девать…
- Как быть?
- Нам конец.
- Мы всю физнь будем фить в печке…
- И лазить чевез эту уфасную твубу!
- О, нет!
- Двевь заквоется вовно на исходе седьмого дня.
- Мы пвопали.
Они уже в открытую глазели на Еньку и разве что не показывали на него пальцем. Словно ожидали от него чего-то. Будто он должен вскочить и сказать, что его осенило. Мама, низко наклонив голову, собирала ореховую шелуху. Между бровями у нее пролегла озабоченная морщинка. Еньке стало не по себе, и он полез на чердак.
Там он принялся перебирать вещи, пылящиеся безо всякого толку. Решил надуть мяч. Повертел в руках кожаную шкурку, выглядевшую довольно жалко. Но так и не нашел отверстия, куда можно было бы вставить нипель для накачки. Да и самого нипеля нигде не было.
- Может, и так сойдет, подумаешь, чуточку сдутый.
Енька от нечего делать покачал плетеное кресло за обитую полосатым мехом ручку. При этом оно издало какой-то странный, словно предупреждающий гул. И забрался в него. Но немедленно вскочил на ноги и завопил.
- Ой, мамочки! Мамочки, оно меня ужалило!
- Ха-ха! – дружно засмеялись коротышки, чьи взлохмаченные головы тут же появились в проеме.