- Что могло случиться? - плакала мама, - я ведь даже не успела чайник включить!
Когда последние остатки солнца растеклись по горизонту, Еньке удалось, наконец, задремать. В его сне крутились огромные кипящие котлы, выплевывающие красно-желтые искры. Когда один такой навис над енькиной головой, чтобы вылить на него то, что там было, мальчик вздрогнул и проснулся. Прямо в глаза светил фонарь. У остановки затормозил неказистый, облезлый, вероятно, когда-то выкрашенный светлой краской, но теперь весь перепачканный грязью и облепленный сухими травинками и хвоей, пузатый автобус. Он выглядел таким старым и убогим, что казалось, его детали держались только на честном слове, ни на чем больше. На боку автобуса красовалась надпись: "СЕМЬ-СЕМЬ. Садис и торопис!" Накарябанные как попало, буквы плясали и корчили рожи, будто их выводил малыш, делающий первые попытки писать. Енька вспомнил о таинственной записке и потрогал кармашек на коленке. Прямо над его ухом раздался противный, резкий гудок.
-
Снова какие-то семи, - пробормотала мама, потягиваясь.
Автобус сердито загудел, словно взывая к совести пассажиров. Мало того, что сами опаздывают, так еще и задерживают других. Мама сунула руку в карман и пересчитала завалявшиеся монетки. Их вполне хватало на два билета. Так что они сели и поехали.
В салоне неказистого автобуса на удивление приятно пахло мятой и какой-то травой вообще. Напротив друг дружки располагались два узеньких мягких диванчика, обитых белоснежным плюшем. Енька обрадовался, обнаружив, наконец, нечто наподобие нормальной кровати. Сбросил кеды и свернулся калачиком. Но как ни вытягивал шею, водителя так и не увидел.
"Вот если бы, - подумал мальчик перед тем как провалиться в сон, - какая-нибудь старенькая родственница, о которой мы не знаем, вдруг вспомнила, что я ее единственный наследник... И решила оставить мне древний замок с привидениями на высокой горе.»
Помнится, мама что-то такое рассказывала однажды об одной ужасно дальней родственнице. Якобы она живет на другом конце земли.
Автобус издал нетерпеливый гудок и, неожиданно резво взбрыкнув колесами, понесся задом наперед, не разбирая дороги. Мчался он с подозрительной для такой развалюхи прытью, огибая машины, столбы и редких перепуганных прохожих. Он не просто ехал, а скакал галопом, высоко вскидывая то задние, то передние колеса. Хотя сказать, какие из них были задними, а какие передними, наверняка было невозможно.
В жизни человека, если только он не пожарный и не ученый, исследующий поведение вулканов, встречи со свирепой огненной стихией случаются нечасто. Но если случаются, то выматывают так, что человек остается без задних ног. Енька, и мама, усталые и измученные, быстро уснули, несмотря на невероятную тряску. Спали они долго и крепко. Первой очнулась мама, И сперва с крайним удивлением, а затем с нескрываемым ужасом обнаружила, что за окном царит солнечный полдень. И что развалюха, пыхтя, сползает, переставляя колеса один за другим, словно ребенок по лестнице, задом наперед, вниз по горному серпантину. В салоне они по-прежнему были одни. За окном далеко внизу виднелись холмы и деревья. Мама запаниковала. Стоило отдавать последние деньги ради того, чтобы их увезли в лесную глушь! Видимо, надышавшись дыма, она совершенно потеряла голову!
Вдруг норовистый автобус резко рванул вперед по ровной прямой дороге, и пассажиров подбросило вверх чуть ли не до потолка. Затем он свернул на узкую лесную тропинку. И погнал, подпрыгивая, по чаще, цепляясь боками за кусты и ветки. Петляя, будто запутывая следы, он нырнул в глубокий овраг. У мамы сердце ухнуло аж до самых коленок, а Енька проснулся от удара лбом о перила. Вслед за тем безумный автобус нырнул в узкий вихляющий тоннель в горе, и стало темно.
Когда же он соизволил наконец затормозить на лесной поляне, Енька едва не свалился на пол. В последний момент чудом успел ухватиться за поручень. Его кеды, будто парочка домашних зверьков с отвязанными поводками, болтались в разных концах салона, подпрыгивая от тряски. Двери с фырканьем распахнулись. И они с мамой, с облегчением разминая ноги, спрыгнули на мягкую траву. Плату за проезд мама оставила на сиденье диванчика, так как водителя по-прежнему нигде не было видно. Автобус издал свой ужасный фирменный гудок, недовольный и резкий. И по-прежнему, двигаясь исключительно задом наперед, умчался прочь.