После уборки дом словно бы заулыбался. Окна удалось, наконец, расчистить от плюща. Для этого его просто раздвинули в стороны, будто шторы. Внутрь дома впустили солнечных зайчиков, и те принялись гоняться друг за дружкой, забираясь в самые дальние уголки. Кот Лимон тоже бегал за ними, мешая уборке и путаясь под ногами. Еньке было поручено вымыть витражную дверь. Он сантиметр за сантиметром тщательно расчищал ее от пыли. Мальчик обнаружил, что цветные стеклышки были расположены не как попало, а составляли хорошо различимый рисунок. На нем было искусно, в мельчайших деталях изображено большое раскидистое дерево с мощной, обширной кроной. В самом низу картины корни дерева собирались в пучок. И было видно, что они берут свое начало в крохотной золотистой точке, будто бы растут из нее. Как только витраж был вымыт, солнце заиграло на цветных стеклышках, словно на флейте. И тут - Енька не поверил своим глазам – дверь вдруг ожила. Дерево зашевелилось и зашелестело кроной. По дому разнесся тихий приятный шепот. Листья ласково зашуршали. Свет, проходящий сквозь стекло, образовал на полу кухни буквы. Те сложились в хорошо различимый текст. Боясь наступить на проявляющиеся слова, Енька отступил к столу. Все – и звери, и люди, и странные смешные человечки - стопились вокруг надписи. Курт и Март почему-то нахмурились, а потом и вовсе сморщились и заткнули уши. С испуганными лицами они прижались к печи. Под аккомпанемент таинственных перешептываний, доносящихся с разных сторон, мама стала читать вслух. Казалось, сам дом повторяет вместе с ней загадочные слова:
"Из гонимого ветром неизвестно откуда,
Волшебного семечка выросло чудо -
Такое большое, что нет ему ровни.
Ты дерево это назвал бы огромным.
Корни его дали жизнь деревцам,
Что воспитала река-умница.
Живым и прекрасным для зверя и птицы
Лес домом был, но суждено прекратиться
Счастливым годам – все исчезло в мгновенье.
И корни с собой унесли в подземелье
Всех тех и все то, что имелось снаружи,
И их никому теперь не обнаружить"…
Мама запнулась и растерянно оглядела тех, кто, притихнув, внимательно слушал. Март чуть заметно дрожал. Курт кусал губы. Лимон наклонил голову и как-то странно поскуливал. Енька сгорал от любопытства. Он торопливо продолжил читать:
"Осталась надежда, в которую верят:
По счету седьмой, переживший потерю,
В свое семилетие двери откроет,
И семечко черные дни остановит.
Разжавши кулак, корни выпустят к свету
Всех тех, кто виновен и в ком вины нету.
Кровь той, что слезами удобрила землю,
Должна на седьмой день молить о прощенье,
Как та, что от гибели чудо хранила,
Его изменив и все то, что в нем было.
Не сложится «семь в семь», тогда будет горе,
И семя сгниет, чудо-лес похоронит.
А если седьмой восстановит порядок,
Его ждет приятный и нужный подарок."
Енька умолк. По его спине побежали мурашки. Какие таинственные стихи! Совершенно непонятные! "Кровью взяла и удобрила землю». Сердце его стучало, будто он пробежал целый километр. Пока все переглядывались, шелест и шепот прекратились. Таинственная страничка исчезла с деревянного пола, как будто ее и не было. Крохотная золотистая точка в центре витража сверкнула. И листья перестали двигаться. Все в доме стояли молча еще несколько минут.
- Красивые стихи, правда, мам? – нарочно громко проговорил Енька.
А то уж очень тревожно вдруг ему сделалось. Он широко улыбнулся. Всегда помни про мамино правило - в трудные минуты сохранять на лице улыбку!
- Тут, наверное, когда-то жил очень талантливый человек, - нерешительно предположила мама. - Писатель или, может быть, художник. Какая картина, вы только посмотрите. Тонкая работа, стеклышко к стеклышку.
Курт и Март глядели на нее как-то странно.
- Некоторым не мефало бы немного поднабраться ума, - проворчал Курт, бросая в сторону мальчика особенно недобрый взгляд.
После этого они с братцем тяжело вздохнули и забрались в очаг.
Больше от плюща ничего, кроме окон, расчищать не стали. Загадочный, увитый зеленью дом был прекрасен. И как чудесно было любоваться закатом, сидя, будто на балконе, на его высоком крылечке!