К моему облегчению, гроб был закрыт. На нём лежали гвоздики и лилии, и от их запаха кружилась голова. Церемония тянулась бесконечно.
Вспоминая историю наших отношений, с горечью отмечала те «звоночки», на которые должна была обратить внимание. Хорошо, что всё закончилось быстро… если закончилось. Могу ли я считать себя в безопасности?
Джон подал мне руку. Мы шли сразу за гробом, и я всем телом чувствовала исходящее от свёкра ледяное неодобрение. Ничего, переживу.
После церемонии в крематории, поехали на остров на специально нанятом по этому случаю большом катере. Пилар и Пабло были там, гостей ждал скромно накрытый стол в гостиной с витражами.
Я полагала, что общая трапеза будет тяжелым, выматывающим душу, мероприятием, но все пришедшие показались мне вполне адекватными людьми. Здесь был однокашник Чарли по университету (тот, который с женой), коллега с прошлой работы. Самый старший, солидный на вид, оказался партнёром по онлайн игре. Обсуждали, как ужасно, что Чарли, заглядевшись на нашу лодку, оступился с таким трагическим исходом.
Воспоминания о Чарли оказались весьма своеобразны. Единого образа мужа у меня не возникло. Похоже, с каждым Чарли играл какую-то новую роль. Неужели никто не замечает, что рассказывают, будто о разных людях?
Впрочем, я в свою очередь рассказала несколько вполне милых историй о нашем знакомстве и жизни, поделилась общими планами обустройства дома. Супруга однокашника, обведя глазами комнату, заявила, что дом ей кажется красивым, но зловещим. Пилар, выглядевшая в чёрной мантилье мистически загадочной, подлила масла в огонь, сказав, что дом и весь остров пользуются недоброй репутацией.
– Пустые слухи! – махнул пухлой рукой солидный господин и обратился ко мне: – Вы прожили здесь больше месяца. Столкнулись с какой-нибудь чертовщиной?
О лучшей возможности нельзя было и мечтать.
– А вы знаете, – сказала я с улыбкой, – да!
Это заявление привлекло ко мне внимание всех присутствующих. Плечи Джона напряглись, ироническая улыбка, в которой искривились его губы, была точно, как у Чарли. Почему я никогда не замечала, что он улыбается так неестественно и лживо?
Я отвернулась от свёкра и с усмешкой начала говорить:
– Вот только не знаю, насколько это может считаться мистикой. Мы с Чарли как-то вечером обсуждали планы реставрации дома, подсчитывали, сколько средств надо вкладывать, что делать в первую очередь. А потом, когда легли спать, мне приснилось… – я сделала паузу, нагнетая напряжение, – как пришла женщина в белых одеждах, и показала удивительные сокровища…
Я не поленилась расписать бриллиантовый гарнитур Рамоны, упомянула сапфировое колье, которое лежало в шкатулке сверху.
– Она зарыла бронзовую шкатулку в песок в пещере на острове и сказала, что отдаёт мне её, потому что хочет, чтобы я возродила дом. Только, вот беда, я на острове нет никакой пещеры, – закончила я, разведя руками.
Грянул смех, который, впрочем, быстро затих: гости сразу вспомнили по какому поводу они собрались. Вскоре разговор свернул на другие темы. Кажется, никто, кроме меня не обратил внимания на то, как Джон вышел из комнаты. Лишь когда раздался грохот камнепада, приглушённый стенами и расстоянием, кое-кто повернулся на звук. Я вздрогнула.
– Вода подмывает берег, – уверенно сказал Пабло.
Это успокоило собравшихся, разговоры возобновились. Четверть часа спустя, поняв что отец Чарли не появится, я выразила беспокойство.
Кто-то заметил, что его желание предаться скорби в одиночестве естественно, но всё же мы пошли на розыски.
Конечно, Джон знал, где находится пещера. Он задел камень при попытке залезть в неё и не успел даже начать поиски. Лёгкий бриз почти разогнал запах сладких терпких духов. Наверное, Рамона довольна таким решением судьбы.
Зрелище было ужасное. Многотонная глыба, лишённая опоры, соскользнула вниз, задев лишь голову Джона, но этого хватило, чтобы снести половину черепа.
***
Когда разъехались гости, полиция и скорая, я, наконец, осталась одна. Уже стемнело. Пилар пообещала приехать за мной завтра днём, чтобы я успела собрать вещи.
За несколько дней я так и не удосужилась поставить телефон на зарядку и лишь сейчас исправила это упущение. Достала дорожную сумку, бросила туда смену одежды и задумалась. Тащить много шмота не хотелось. Что брать, что оставить?
– Уезжаешь?
Рамона колыхалась в воздухе у входной двери.
– Да, – сказала я твёрдо. – У меня сессия скоро, и так учёбу запустила. Знаешь, странно сознавать, что я – убийца.
– Сёстры должны помогать друг другу. Его убила собственная жадность.
Я вздохнула:
– Как отмазка для успокоения совести сойдёт. Думаю вот, а Чарли с Джоном тут не объявятся?
– Не объявятся, – она гордо вскинула голову. – Это мой дом! И твой.
– Хорошо. Я вернусь, ты не думай. Ещё увидимся.
Она покачала головой:
– Нет. Не увидимся. Ухожу.
– Как уходишь? – вырвалось удивлённо. – А я?
Рамона рассыпалась бликами. Они закружились по комнате, медленно тускнея.
– Устала. Спасибо тебе. Освободила, – голос звучал всё тише и глуше, а эхо шептало совсем неразборчиво.
Блики исчезли, тихий шелест эха угас.
– Прощай, сестра.
Терпкий и сладкий аромат, от которого тошнота подкатывалась к горлу, заполнял комнату. Я не стала проветривать: Рамона обиделась бы. Лучше пройтись. Взяла мобильник и побрела вниз. Стоило открыть дверь на крыльцо, ветер швырнул в лицо мелкие злые капли. Шум дождя сливался с неумолчным рокотом волн. Ничего не было видно в двух шагах.
Телефон включился, хотя заряд ещё держался на критически низком уровне. Обнаружила кучу пропущенных звонков: один от Чарли, остальные от мамы. У неё там почти полночь, но лучше позвонить.
Мне даже не дали рот открыть:
– Ну, наконец! Куда ты пропала? Знаешь же, что волнуюсь!
– Прости, мамочка, – протараторила я. – Не до телефона было. Чарли сегодня похоронили. Несчастный случай.
Она охнула, запричитала. Объяснять ничего не хотелось.
– Мама, – строго сказала я, – отец Чарли приехал на похороны и тоже погиб. Мне и так плохо, не надо ничего говорить. И телефон ещё не заряжен и сейчас отключится.
– Да что же это за мор такой! И твой отец умер три дня назад.
Известие о смерти мужчины, которого я никогда не видела и не хотела видеть, вызвало только раздражение.
– Мама, этот человек ничего не дал мне при жизни, его смерть меня не интересует.
– Не говори ерунды! – возмутилась она. – Он тебе наследство оставил. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Разговор начал тяготить. Я подумала о состоянии Рамоны и с тоской спросила:
– Что у него там? Квартира, машина? Мне ничего не нужно!
Телефон молчал. Опять отключился! Ну и прекрасно. Хотелось забраться в кровать и обмотаться пледом. Это я и сделала. Утро вечера мудренее.
***
Я собралась задолго до прилива. Большую часть вещей оставила – потом вернусь. Перед отъездом, прощаясь, обошла весь дом, опуская жалюзи, долго стояла в башне, глядя на тусклое море и небо, затянутое тучами. На душе было печально и спокойно. Хотелось пройти по острову, но взглянув на мокрую траву, решила, что это плохая идея. В последний раз оглядела свои владения и спустилась на пристань. Чайки встретили меня криками, и я стала бросать им остатки вчерашней трапезы.
Я чувствовала себя удивительно свободной. Море лениво гнало волны, и всё громче слышался звук мотора.