Женщина ушла, а Кэт снова вспомнился молодой высокий парень, которого она тащила через снежник, вырвав из смертельных объятий горы. Быть может, спросить о нем у фрау Кляйн при их новой встрече? Она посмотрела на разбросанные по столу солнышки пижмы и вернулась к вязке букетов. Мысли ее медленно перетекли от спасенного к более актуальным вопросам. Наступало полнолуние, а значит, в эту ночь ведьме предстояло заняться корреспонденцией. Между тем письмо Элайзе так и лежало недописанное у нее под подушкой. Поднявшись на чердак с охапкой букетов из пижмы, Кэт развесила их на веревке на небольшом расстоянии друг от друга и, уже собираясь спускаться за следующими, замерла у приоткрытой двери в спальню, вспомнив о письме. От Виктории после их недавнего разговора больше вестей не было, но и сны о ней тоже в последнее время не беспокоили Кэт. Может, все улеглось? Викки одумалась и оставила свои опасные начинания? Но Кэт слишком хорошо знала упертость подруги, которой если что в голову втемяшится, то она уж не отступит, пока не зайдет со всех возможных сторон, и даже тогда…
Во время их совместного путешествия именно Виктория всегда вписывалась в самые рисковые предприятия, правда, и выходила она из них победительницей. Обычно еще при этом добавляя: «Я же вам говорила, трусихи!» А если что-то шло не так, то ухитрялась напустить на себя такой победоносный вид, что никто, кроме ближнего круга, не мог догадаться о ее провале. Вот только теперь провал грозил ей кое-чем похуже смерти… И Кэт очень надеялась, что смогла донести эту мысль до Виктории.
Отворив полностью дверь, Кэт извлекла из-под подушки помятый за ночь лист и, разгладив его на столешнице, снова пододвинула к себе чернильницу. Строчки полились одна за другой… Пока, наконец, рука не выпустила пера. Голова ведьмы склонилась, и незаметно Кэт погрузилась в дрему, поставив вместо подписи финальную кляксу.
Снова текла река, и тонкий профиль горы возвышался за ней на фоне серо-синего неба. Река была здесь всегда. Она уносила все, что когда-то было дорого человеку, растворяя его воспоминания и воспоминания о нем в туманных холодных сизых водах. Кэт не приближалась к воде. Она стояла босиком на сером песке. И снова сквозь вуаль потянулись к ней белые руки, возникла тень женщины на камнях посреди потока, сумрачными губами шепчущая неслышные слова. Кэт попыталась крикнуть, но и ее голос потонул где-то внутри груди. Невыносимо было тут оставаться и невозможно что-то сделать. Она тоже протянула правую руку вперед в надежде дотянуться сквозь мутный речной туман до… И уперлась в теплый пушистый бок!
Резко распахнув глаза, Кэт увидела Полосатого, восседавшего прямо на ее письменном столе, и свою протянутую вперед ладонь. Рядом с рукой разливалось черное обширное пятно. Кэт резко отдернула руку, надеясь, что чернила еще не пропитали рукав ее блузки.
– Что это такое, а? – воззрилась она на кота. – Что же происходит?
Сдернув лист без подписи со стола, Кэт застучала босыми ногами по лесенке, перемещаясь в кабинет. Кот засеменил за ней. Там она извлекла из специального ящичка конверт, печать и кусок сургуча. Элайза казалась Кэт старшей подругой, хотя они все были примерно одного возраста, и сейчас надеялась, что та сможет посоветовать ей что-то. Но в глубине Кэт понимала, что Виктория была права – это ее епархия. И именно потому, что рыжеволосая ведьма отличалась мудростью, она туда не сунется. И Кэт придется решать все одной…
Полный диск луны пролил серебристое свечение на снежные вершины гор, и оно потекло по их склонам в долину, где под чешуей черепичных крыш спал Дорфштадт. Свет проник в незанавешенное окно спальни, и хотя самого лунного лика видно не было, вся комната оказалась залита им. Сквозь сон Кэт чудилось, что луна заполнила своим призрачным холодным присутствием весь дом, проникая сквозь стены, крышу, даже сквозь ее собственные веки… Все тело горело, девушка открыла глаза. Она ждала этого момента, потому сразу поднялась и, ступая мягко босыми ногами по умолкшим половицам, пошла вниз по лестнице.
В комнате, где хранились снадобья и стоял рабочий стол, она сняла запирающие чары с ящичка и извлекла оттуда маленькую стопку писем, треугольный рот каждого был сомкнут сургучной печатью. Все так же босиком и в ночной сорочке ведьма покинула дом. По мокрой траве, мимо кивающих головок спящих цветов она вышла на середину сада, залитого лунным светом. Большой белый диск уже поднялся высоко, больше не скрываемый рваным черным краем гор, и оказался прямо над девушкой. Ветер слегка касался ее длинных распущенных волос. Она редко носила их так, даже на ночь частенько заплетая косицу. Но теперь каштановые пряди были разбросаны по спине и плечам. Ведьма замерла, держа на ладонях стопку писем, давая им напитаться лунным светом, пока сама бумага не начала издавать легкое свечение, словно потревоженный прикосновением океанический планктон. Но ведьма все ждала, прикрыв глаза и обратив лицо к луне. Из-за дома вышел кот и уселся за беседкой, наблюдая за ведьмой.