Тогда можно было открыть все эти заготовки, засоленные и завяленные кусочки лета, кусочки воспоминаний о том, что больше не повторится. Но останется лишь в нашей памяти, пока и она не предаст нас… Все это: и смех, и голоса близких – оно будет жить однажды только там. Стоит ли бояться этого?..
Кэт уронила голову на стол, пучок волос окончательно развалился, и каштановые пряди рассыпались волнами по деревянной поверхности, расходясь, словно извилистые солнечные лучи от головы девушки.
Кот сразу же распахнул один глаз и внимательно посмотрел на спящую ведьму. Он сидел неподвижно, только наблюдая пиратским прищуром. Но вдруг резко вскочил, раскрывая оба блестящих в полумраке глаза, и в несколько прыжков оказался у стола. Несмотря на объемы тела, легко вспрыгнул и ткнулся в голову девушке, топчась по рассыпанным волосам. Вначале она не реагировала, но потом резко дернулась, вскидывая голову и вскрикивая от боли, потому что кот все еще сидел на ее волосах.
Кэт была бледна. Воззрившись на пушистого зверя, таращившегося на нее почти в упор, она отпрянула слегка, пытаясь прийти в себя после морока сновидения. Зеленые глаза Полосатого маячили перед ней, плавно возвращая ее в реальность. Она еще слышала где-то в отдалении сознания шум реки, уносившей на своих волнах воспоминания… Вновь вздрогнув, ведьма поднялась и несколько раз прошлась по комнате из стороны в сторону. Ступая босыми ногами по деревянным половицам, она словно впитывала силу деревьев, которую они накопили в своих стволах, прежде чем из их тел был построен дом. В самом доме жила та сила, которую они вбирали корнями из земли и листьями из солнечных лучей. Кэт уже давно заметила, что ей легче живется именно в деревянных домах, еще когда ее имя никто так не сокращал, и отец звал ее Катриной, а бабушка…
Полосатый мяукнул недовольно и, спрыгнув со стола, с шипением бросился к застекленной части веранды. В окно что-то ударилось, словно не заметившая стеклянной преграды птица или очень большой мотылек. Кэтрин встала и распахнула входную дверь навстречу ночному прохладному воздуху, стекавшему с горы. В саду никого не было, однако тыква, стоявшая на пеньке у дальнего угла дома, оказалась подозрительно сдвинута. Подойдя, Кэт откинула верх и обнаружила в ведьминском почтовом ящике маленький свиток толщиной в мизинец. Такое письмо мог принести разве что голубь, но птицы нигде не было видно, да и вряд ли бы она смогла сама освободиться от ноши.
«В ночь перед праздником Заката Лета».
В тонких наклонных завитушках слов Катрина узнала руку Виктории.
Уолли надеялся незаметно прошмыгнуть в свою комнату и сразу же притвориться спящим, зная нежное отношение матери к детскому сну. Но фрау Кляйн так просто было не провести. О том, что ее средний сын не пришел на занятие, она выяснила еще до возвращения домой, когда ей прямо в офис позвонила фрау Цукерман. Уже во второй раз извинившись за поведение сына, Берта Кляйн поняла, что вечером ей предстоит провести непростую беседу. Огни в большей части дома уже не горели. Мэри-Лу мирно посапывала под одеялом, выставив одну пятку на обозрение заглядывающему в окно полумесяцу. Роджер еще читал книгу, лежа на кровати и освещая страницы наклоненной головой лампы, свешенной с рабочего стола. Фрау Кляйн сидела в гостиной за столом и ожидала. Видя эту решимость жены, герр Кляйн со вздохом свернул газету и ушел в спальню, предпочитая в данной истории сохранять нейтралитет.
Наступая себе на пятки, тихонько стянув ботинки, Уолли поставил их у порога и на цыпочках двинулся к лестнице, когда его настиг чересчур спокойный голос матери.
– Уоллис, подойди, пожалуйста.
Мальчик зашел, и мама указала ему на стул напротив.
– Голоден?
Он помотал головой.
– Как прошел день?
– Хорошо. – Чувствуя себя виноватым, он смотрел настороженно на мать. Она никогда не прибегала к суровым наказаниям, даже старалась не повышать голоса, это при трех-то детях. Однако в случае провинности все трое знали, что лучше иметь дело с отцом.
– Как прошел урок в музыкальной школе? – Фрау Кляйн внимательно смотрела сыну в глаза. Он опустил взгляд, понимая, что она уже все знает и нет смысла отпираться. Но отчего бы ей не спросить – почему не был на занятии? Как тебе не стыдно? Или что там обычно говорят мамы. Нет же, она требовала признания от него!
– Ну я… ну не пошел я туда!
– Почему? Ведь мы договорились с тобой? – Ее голос был все так же тих и спокоен.
– Ну мам… – Уолли вскочил со стула, желая запрыгнуть с ногами на диван и пряча в этом свое смущение.