Еще будучи мальчишкой, герр Патиссон интересовался голубями, но только когда женился, он превратил свое увлечение в дело жизни. Именно молодая фрау Патиссон, ставшая замужней дамой сразу по исполнении совершеннолетия, поддержала мужа в этом. Она единственная не считала вылазки на чужие чердаки и даже на башню ратуши в поисках голубей странным чудачеством, не призывала супруга стать похожим на остальных степенных мужей, внимательно слушала за ужином про различие голубиных пород, о которых герр Патиссон вдохновенно рассказывал, и отпустила его на ярмарку в другой город за первой коллекционной парой птиц.
Только по прошествии времени Дорфштадт смог оценить важность увлечения молодого человека – то, что его жена увидела сразу. Когда на город опустилась тень войны, захватившая соседние страны, голуби герра Патиссона стали верными посыльными, отправлявшиеся в клетках даже на линию фронта и приносившие вести домой, а когда снова был провозглашен мир, так зарекомендовавшие себя птицы стали помощниками почтальонов, разнося утреннюю периодику. Но шло время… Верной соратницы герра Патиссона не стало, а голубиная почта постепенно теряла востребованность, былая осанка хозяина голубятни тоже претерпела некоторые изменения. Под тяжестью потери плечи его слегка сгорбились, словно пытаясь обхватить его, как раньше это делали заботливые руки жены. За этими плечами лежали годы практически полувековой счастливой супружеской жизни, и герр Патиссон никогда не забывал об этом. Он помнил о жене, когда смотрел на кружевные салфеточки на тумбочках, теперь уже пожелтевшие от времени, когда ставил старенький чайник на плиту – то, что раньше делала только она, когда поднимался к голубям, некоторые из которых еще застали фрау Патиссон.
Она была дочерью местного фермера, нежная улыбка всегда жила в ее глазах, с самой первой их встречи герр Патиссон помнил ее такой. Кудри темно-русых волос, простое платье в горошек… Она сидела на невысокой ограде и пела, наблюдая, как выводят коров на пастбища. Он шел ранним утром в горы, поскольку кроме голубей с детства любил дальние прогулки и уже тогда знал каждый перевал в дне-двух пути от Дорфштадта. В тот день он не поднялся ни на один, но тогда и началось самое главное путешествие его жизни, то, которое они проделали вместе.
Днем прошел небольшой дождь из зацепившейся за гору тучки, и окна маленького домика залило прохладными струями воды, напоминая вовсе не о середине лета, а скорее о приближении осени. А может, так казалось сидевшему за этими окнами герру Патиссону. Он чувствовал, как уже не в первый раз от такой погоды начинают поднывать кости, но старался не замечать этого, хотя его лето было давно уже позади. На плите начинал распыляться свистом чайник. На мгновение герру Патиссону показалось, что сейчас послышатся торопливые легкие шаги и веселый женский голос воскликнет: «Бегу, бегу! А сейчас, герр Патиссон, – шутливо добавит этот родной голос, – мы с вами будем пить чай!»
Он поднялся и погасил огонь под отчаянно свистящим чайником.
– А сейчас, герр Патиссон, мы с вами будем пить чай, – произнес он, адресуя эти слова то ли чайнику, то ли плите.
А потом подумал, что бы сказала фрау Патиссон, знай она, что в старом домике поселилась теперь ведьма. Ведь это она впервые рассказала ему о такой гильдии. Тогда он еще долго выспрашивал жену, откуда она знает о них, и оказалось, что около месяца, когда она еще была девочкой, у них жила молодая женщина. Как и другие странствующие подмастерья, пришла она с одним узелком, посохом и в странной черной шляпе, поселилась у них на ферме и лечила коров отца и соседский скот тоже. И тогда герр Патиссон стал время от времени видеть их… То встречал где-то в горах, бредущих по дороге из одного селения в другое, то видел лежащими на стоге сена в проезжавшей повозке, но отчего-то сам Дорфштадт обходили обладательницы черных остроконечных и широкополых шляп стороной. Иногда герр Патиссон как будто чувствовал, что была для этого какая-то причина… И тут вдруг появилась ведьма и поселилась не где-нибудь, а напротив его участка, в старом заброшенном доме на самом склоне горы. До нее в этом доме многие годы никто не жил. Но герр Патиссон еще помнил своих старых соседей. Небольшая семья прожила всего пять лет здесь, а потом в один день снялась с места и переехала в другой город. Кто построил сам дом, герр Патиссон не знал. Когда он ставил здесь свой, дом на отшибе действительно заслуживал свое имя, так как от пригородных участков его отделял куда больший пустырь, чем теперь. Но постепенно и Дорфштадт, и его окраины разрастались и вот уже начали подступать к горе, оставив последним форпостом этот самый дом, ставший теперь приютом первой, на памяти герра Патиссона, ведьмы Дорфштадта.