Агамейти (направляется к калитке). Ты уже устроил, Фоли Бержер ехать не надо, - все селение любуется.
Гулам (не понял). Что-что? Что он сказал?
Отец. Да не обращай внимания.
Гулам (встревоженно). Нет, он что-то плохое сказал. Опять оскорбил меня?
Отец. Это варьете такое в Париже, ну, как эстрадный театр. С полуголыми женщинами...
Гулам. А я тут при чем?
Отец. Да ты ни при чем, ты же знаешь, он любит про Париж, вспоминать.
Гулам. Еще бы. Он же до мозга костей отравлен буржуазной идеологией. Что с нами произошло, я понять не могу. Враг ходит между нами, дышит с нами одним воздухом, кормится на наши деньги, а мы все терпим...
Мать. Да брось ты...
Гулам. Честное слово. Особенно обидно, что вы с ним общаетесь. Такие люди! Всю жизнь отдали Советскому государству, можно сказать, в революции участвовали, а вынуждены знаться со шпаной какой-то... (Отцу). Как вы можете, дядя Гамид?! Когда Адочка писала диссертацию, то, говорит, ваше имя? в таких материалах встречала, что сейчас просто обидно за вас. Честное слово, обидно... Вы меня извините, что я вам такие вещи говорю, я вам в сыновья гожусь, но дома наши рядом стоят, и я почитаю вас как очень близких и старших товарищей. А Адочка просто в восторге от вас. Я ей говорю: "Адочка, я счастлив буду,, если смогу хоть чем-нибудь быть полезным нашим соседям. Это мой долг. Они все сделали, чтобы наша жизнь была счастливой, и наш долг - как можно больше помогать им. Дети их не имеют такой возможности, но мы-то соседи, рядом живем. Пусть только" намекнут..."
Мать. Спасибо, Гулам, нам ничего не нужно.
Гулам. Конечно. Я то же самое сказал Адочке: "Они такие заслуженные люди, зачем им моя помощь?" Конечно, вы ни в чем не нуждаетесь, я даже не сомневаюсь в этом. Я другое имел в виду, не материальную помощь. Что вы! Об этом я даже подумать не мог. Хотя, к слову сказать, готов в любое время любую-сумму на любой срок. Зачем же нужны соседи, если не для того,, чтобы помогать друг другу? Но я другое имел в виду, совсем: другое. Например, попросить пару друзей перебросить эти камни, которые вы, Халида-ханум, сами сейчас таскаете. У меня просто сердце кровью обливается, когда я это вижу.
Мать. Напрасно. Я делаю это по совету врача. Мне полезна физическая нагрузка.
Гулам. Да, да, конечно... Я просто к примеру сказал о камнях, это совсем не обязательно. Можно что-нибудь другое. Просто я хочу, чтобы вы знали, что стоит мне свистнуть и пара человек к вашим услугам. Выполнят любую работу.
Мать. Спасибо, Гулам...
К калитке подходит жена Гулама Ада. Она в пестром купальнике с открытой спиной и глубоким вырезом на груди.
Гулам. Это мой долг. А вот и Адочка... (Жене.) Иди скорей сюда, очень интересный разговор.
Ада. Не могу же я в таком виде. Извините, но такая жара. (Матери.) Не надоел он вам своей болтовней? Я всегда волнуюсь, когда он идет к вам: вдруг ляпнет что-нибудь не то, а я так дорожу нашими отношениями.
Гулам. Ну что ты, Адочка, я ничего лишнего не сказал. (Просительно смотрит на Мать, как бы ждет подтверждения своим словам.)
Мать. Входите, Ада.
Ада (минует калитку). Неудобно, я в таком виде, но жуткая жара... Еще раз здравствуйте.
Отец. Мое почтение.
Гулам. Я говорю, Адочка: правда, мы с удовольствием поделились бы с нашими дорогими соседями водой? У нас насос целыми днями качает, а в их колодце воды нет...
Ада. Правда, тетя Халида, как-то неудобно даже: у нас же артезианская скважина, на полсела воды хватит.
Мать. Спасибо, Ада, но я надеюсь, что мы приведем в порядок свой колодец.
Гулам. Это безнадежное дело, поверьте мне, Халида-ханум. Тут нужно скважину бурить. У нас та же история была...
Ада. Подожди, Гулам. Ты вечно что-нибудь не то скажешь. Дай лучше стул.
Гулам подает стул.
(Садится.) Ты собирался ехать в город, по-моему?
Гулам. Да, через час поеду. В машине есть место. (Отцу.) Вы не едете в город? Могу подвезти.
Отец. Спасибо, пока не еду.
Гулам. На охоту собираетесь?
Отец. Да вот ребята должны приехать. Все вместе пойдем.
Гулам. Вы, говорят, хорошо стреляете?
Отец (похвала ему приятна). Когда-то ничего стрелял. А сейчас ребята меня уже обскакали. Они отличные стрелки.
Гулам. Хочу кондиционеры в спальне поставить. Я считаю, если уж взялся за что-то, делай на высоком уровне.
Мать. Да, у вас, Гулам, размах большой. В общем, это правильно, если иметь возможность. А мы вот третий месяц эту скалу убрать не можем, чтобы фундамент начать.
Гулам. Какую? Что же вы мне не сказали, когда у меня экскаватор работал? И трактор был. В две минуты убрали бы.
Мать. Неудобно как-то было.
Гулам. Ай-яй-яй! Как не стыдно! Ну, ничего, что-нибудь придумаем. Хотите, я привезу из города людей?
Мать. Нет, нет, спасибо.
Гулам. Тут нужно пять-шесть человек, не больше.
Мать. Даже меньше.
Гулам. Я беру это на себя. К концу дня этой скалы не будет.
Мать. Спасибо, Гулам, но мне как-то неудобно.
Гулам. О чем вы говорите? Я бы сейчас ею занялся, если бы меня не ждали в городе.
Ада. Ничего, подождут.
Мать. Нет, нет, не надо никого подводить из-за нас. Поезжайте, Гулам, по своим делам. У нас здесь ничего срочного нет.
Гулам (обрадованно). Конечно. Через часок поеду и быстро вернусь, и к вечеру скалы не будет.
Ада. Ну, ладно, ты иди, дай поговорить с людьми.
Гулам. Иду, иду, Адочка. Ты про то, как я дом отца назад выбиваю, расскажи. Интересная история.
Ада. Ладно, расскажу. Иди уж.
Гулам уходит
(Матери.) Вы напрасно его не используете. У него энергии н" десять домов хватит. Вы знаете, что он придумал?
Мать. Нет.
Ада. Умора просто! Дядя Гамид, это вам особенно интересно должно быть: он на вашу помощь рассчитывает.
Отец. Буду рад помочь, если смогу.
Ада. Он задумал получить назад дачу своего отца в Пиршагах, которую в двадцать девятом году государство конфисковало как излишки.
Мать. Но у него же есть уже одна дача.
Ада. Эту он на имя своего брата построил, Тофика, тот тоже диссертацию защитил...
Мать. А дача отца большая?
Ада. Дом в восемь комнат, но запущенный. До войны сельсовет там был, а с сорок седьмого года он пустой стоит. Конечно, все растащили - окна, двери, полы... Но все равно очень красивый...
Мать. Участок большой?
Ада. Был большой. А сейчас только двор остался, все остальное роздали под дачи.
Мать. А зачем Гуламу два дома?
Ада. Если у него будет возможность, он десять построит.
Отец. А чем я ему могу быть полезен?
Ада. У него есть документ, что отец его в семнадцатом году был посажен в тюрьму Временным правительством. А вы ведь в это время тоже были в Москве?
Отец. Да, был.
Ада. Это я ему сказала. У меня же в диссертации есть глава об азербайджанцах, участвовавших в революционных событиях в России. Вот он и хочет, чтобы вы написали пару слов о его отце
Отец (растерянно). А что я могу написать?
Ада. Ну, что-нибудь в подтверждение того, что отец его -- жертва Временного правительства.
Отец. Но как же я могу? Я же не знал его отца.
Ада. А вы и не пишите ничего. Обойдется без второй дачи.
Отец (волнуется). Нет, вы поймите меня правильно. Я бы написал, но я действительно ничего не знаю об этой истории с арестом. Я же не занимал никаких постов, просто воевал, как все, а после ранения попал в Отдельный Самарский кавалерийский полк и уже в Москву так и не вернулся.
Ада. Я знаю.
Отец. Я всегда был простым красноармейцем...
Ада. Я все про вас знаю. Я про вас знаю то, что даже вы сами о себе не знаете.
Отец. Неужели?