Крылечко представляло собой маленький помост из рассохшихся досок, на несколько дюймов возвышавшийся над размокшей землей. Оставив без внимания полуоткрытую заднюю дверь и неподвижно вытянутую ногу, видневшуюся за круглым столом, он сначала направился к дальнему краю крылечка и осветил фонариком землю. От крылечка тянулась узенькая тропка к реке. Эллери хмыкнул. В грязи четко проступали две линии мужских следов. Одна к реке, другая обратно к дому. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что и те и другие принадлежали одному человеку.
Эллери направил луч по следам вдаль. Они вели к пошатнувшемуся строению у самой воды, футах в сорока от хижины. Это строение на берегу Делавэра было еще менее презентабельным, чем хижина.
Гараж или сарай для лодки, подумал Эллери, разглядывая строение. Затем торопливо выключил фонарь и направился к хижине, потому что со стороны Ламбертон-роуд послышался нарастающий шум мотора. Судя по всему, он принадлежал большой машине, и ехала она из Трентона.
Эллери быстро осмотрел комнату; он был гением беглого осмотра, и его цепкий взгляд ничего не упускал. В этой унылой норе ярким и чуждым пятном был ковер: достаточно поношенный, но отличного качества — шелковистый, с длинным ворсом, без рисунка, теплого тона и без заделанных краев. Вероятно, раньше этот ковер лежал на полу комнаты более внушительных размеров: в тех местах, где он достигал стен, его подвернули.
— Готов побожиться, подошел бы для современного будуара, — пробормотал Эллери. — Сюда только как попал?
Заметив, что ковер чистый, он тщательно обтер подошвы о порог — кто-то уже сделал то же самое до него, что сразу зафиксировал острый глаз Эллери, — и осторожно вошел внутрь.
Глаза Джозефа Уилсона были все так же открыты и чуть скошены, но теперь в них застыло подобие пленки, словно на них наложили затуманенное стекло. На груди рубашка вся пропиталась кровью, но характер проникновения был достаточно очевиден: в самом центре источника кровотечения виднелась небольшая ранка-надрез, такую проникающую рану можно нанести только режущим инструментом с узким лезвием.
Шум мотора все приближался.
Эллери быстро осмотрел стол, освещенный простенькой настольной лампой, под которой стояла дешевая фаянсовая тарелка с обгорелыми желтыми картонными спичками; ничего другого в ней не было. Около тарелки лежал нож для разрезания бумаг с бронзовым черенком, лезвие по самую рукоятку вымазано запекшейся кровью. На кончик острия было что-то надето — крошечная усеченная пирамидка из непонятного материала, потому что вся она была покрыта копотью. Но что бы это ни было, предмет долго держали на огне, и он обуглился.
Эллери перевел взгляд на мертвого и с беспокойством отметил, что в искаженном лице Уилсона было что-то такое, что привлекло его внимание с первого взгляда, но что именно, он не мог себе объяснить. Если отвлечься от гримасы смерти, лицо было привлекательное, с выразительными чертами, можно сказать, интересное и по-своему красивое. Уилсон находился в расцвете лет — между тридцатью пятью и сорока. Лоб высокий, красивой формы, рот почти женственный, нос короткий, на подбородке небольшая ямочка. Каштановые волосы чуть поредели на висках, но еще сохранили былой блеск. Эллери так и не смог понять, что же насторожило его с первого взгляда. Может, признаки тонкого интеллекта, какая-то своеобразная рафинированность, говорящая о хороших кровях.
— Какого дьявола вы тут делаете? — раздался холодный грубый голос.
— А, полиция! — отозвался Эллери. — Входите, джентльмены, входите. — Он что-то небрежно бросил на стол. — И вытрите ноги, прежде чем ступить на ковер.
В проеме задней двери столпилось несколько человек во главе с высоким широкоплечим мужчиной с кремневыми, жесткими глазами. Он посмотрел на Эллери и затем крикнул своим людям:
— Почистите ботинки, ребята! — и первым поскреб подошвами по порогу. Затем перевел взгляд со светлого ковра на Эллери и, шагнув к столу, взял то, что тот на него бросил. — О! — воскликнул мужчина, возвращая Эллери карточку. — Рад видеть вас, мистер Квин. Этот Энджел там, на улице, не назвал вашего имени. Мне доводилось пару раз встречаться с вашим отцом. Я Де Йонг, шеф полиции Трентона.
Эллери поклонился.
— Я тут сунул нос. Надеюсь, вы не наследили на подъездных дорожках?
— Энджел сказал, что вы просили. Умно. Я покрою дорожки. А теперь глянем на беднягу.