— Может, я и выйду за тебя замуж, Ред, но поверь мне, я не стану женой, с которой ты будешь с удовольствием знакомить своих друзей. Ты не поверишь, какой взбалмошной и неблагоразумной я могу быть, если захочу! — предупредила она, желая заставить его понять, что его устрашающая тактика не производит на нее впечатления.
— Это просто заставит их еще больше симпатизировать мне, — сухо ответил он.
После короткой внутренней борьбы благоразумие победило, и их разговор приобрел более спокойное течение. Спагетти оказались прекрасными, и, лишь начав есть, Кэтрин поняла, насколько она голодна. Вино растопило ее гнев и враждебность.
— Ты пишешь книги для себя или исключительно для продажи? — Эти слова разрушили продолжительную паузу, возникшую в разговоре.
Ред, вытирая случайно разлитое ею вино, удивленно спросил:
— Что ты сказала, Кэт?
И она поняла, что он не так уж внимателен к ее словам. Его мысли витали где-то далеко, подумала она с затаенной грустью. Она повторила свой вопрос с ноткой недовольства в голосе.
Он выпрямился и закатал рукава рубашки, открыв загорелые руки, поросшие темными волосками.
— Ты интересуешься моим творчеством? С каких это пор? — спросил он ее с легкой иронией в голосе, к которой она уже привыкла. — Мне повезло, что я смог совместить приятное с полезным без необходимости идти на компромиссы. — Он приподнял брови, увидев, как она наполняет снова свой бокал, — Разве благоразумно так много пить?
Кэтрин сузила глаза.
— А что, мне уже нужно твое разрешение?
— Можешь хоть напиться и качаться на люстре, крошка, мне все равно, — почти безучастно отозвался он.
— Думаю, что твоей люстре ничего не грозит, — отрезала она, и краска выступила на ее щеках. — Я думала, что авторы наделяют своих героев собственными чертами характера. Твои же герои всегда такие… обычные… заурядные…
— А разве я сам не такой?
Небесно-голубые глаза Реда в упор смотрели на Кэтрин. Его невозмутимость действовала ей на нервы; единственная предсказуемая черта в Реде, думала она, это его непредсказуемость. Обыкновенным он никогда не будет.
— Ты считаешь обычным то, что ухитрился совместить карьеру фотожурналиста, репортера новостей и писателя? — продолжала она таким тоном, словно такой избыток талантов был преступлением.
Ред пожал плечами.
— Множество женщин одновременно работают, воспитывают детей и ведут дом. Что здесь особенного? Я могу позволить себе быть эгоистом. Мне некого ублажать, поэтому я все делаю для себя.
— Но тебе-то самому, что тебе нравится больше всего? — настаивала она, несколько удивленная его скромностью.
Это совсем не соответствовало ее представлению о Реде. В ее доме так часто отзывались о нем как о высокомерном, чванливом, надменном человеке, что Кэтрин постепенно поверила в это. Интересно, какие еще предубеждения о нем ей удастся развеять?
— С чего вдруг такое любопытство, крошка? — Он держал свой фужер с вином на расстоянии вытянутой руки и следил за ней сквозь темно-красную жидкость, вращая тонкую ножку в пальцах. — Поверь, у меня нет стремления прославиться на весь мир и написать великую книгу, поэтому я не боюсь растратить свой талант. Возникает потребность высказаться, и я пишу. Конечно, приятно, когда мои мысли и наблюдения интересны окружающим. Но избытком тщеславия я не страдаю…
Он говорит так логично, так понятно, подумала она с невольным уважением.
— Люди вообще ведут себя, как правило, заурядно, — продолжил он. — Только экстремальные ситуации заставляют их вести себя как-то необычно. Именно это я и хочу показать в моих героях. — Он сделал глоток вина и поставил фужер на стол.
— Ред, как долго ты собираешься здесь оставаться? — переменила Кэтрин тему.
На его губах заиграла легкая улыбка.
— Тебе так быстро надоела моя компания?
— Я чувствую себя здесь как в тюрьме… Я задыхаюсь! — произнесла она, сама почти поверив в сказанное. Этот всплеск эмоций заставил его посмотреть на нее с пугающей настойчивостью, она нервно играла с верхней пуговицей своей блузки, притягивая его взгляд…
— Кругом такой простор, мили открытого пространства… и тебе не хватает воздуха?
Она удрученно смотрела на него и молчала.
— Или это из-за меня ты хочешь сбежать?..
— Я просто хочу поскорее покончить с этим фарсом и устроить свою жизнь. У меня нет таких талантов, как у тебя, но я думаю, что могла бы стать хорошей учительницей. Сколько времени ты собираешься держать меня в этой темнице?
Она сама была удивлена прагматизмом своих слов, ничего общего не имевших с состоянием ее действительных мыслей и чувств.
В глазах Реда промелькнул проблеск интереса.
— Твои родители не хотели, чтобы ты преподавала? — Его пристальный настойчивый взгляд противоречил обычному легкому тону.
— Мне прочили роль менеджера в одной из отцовских фирм. Но у меня не оказалось нужной хватки для этой должности. К тому же ты знаешь отца, его мнение о женском интеллекте не является секретом: самый глупый из мужчин гораздо умнее любой женщины, даже если она получила Пулитцеровскую премию.
Ред покачал головой.
— И, в конце концов, ты сдалась… Я полагаю, что Карл не поддерживал твое стремление заняться бизнесом? Ему, как мне показалось, нужна жена-домохозяйка. Да и ты любишь плавать в тихой заводи…
— Да, я хочу тихой, размеренной жизни, — дерзко ответила Кэтрин.
— Мне кажется, ты обманываешь сама себя.
— Нет, я люблю Келвей-Холл, — солгала она.
Ей не хотелось говорить о тактике своего отца, бесчеловечном плане, жертвой которого она стала. Ред никогда ничего не принимал за чистую монету; он посчитает ее совершенной дурочкой. Почему-то она чувствовала себя ответственной за все упреки Реда в адрес ее семьи. Может быть, именно потому, что Ред постоянно как бы обвинял ее в принадлежности к семье Келвей.
— Я не верю тебе.
— Как хочешь. — Она пожала плечами. — Тем не менее, мне бы хотелось знать, когда я смогу вернуться в родительский дом.
— Неужели тебе так не нравится моя компания? Или тебе действительно не терпится погрузиться в атмосферу ханжества и лицемерия, царящую в твоем доме? — На его загорелом лице блеснули белоснежные зубы. — А может, ты боишься, что не сможешь сдержать себя и уступишь своим плотским желаниям? Я готов ответить на них, крошка.
— Надеюсь, ты шутишь?
Он наклонил голову, на лице появилось лукавое выражение.
— Не совсем, и ты хорошо об этом знаешь. Я уже говорил тебе раньше, что думаю на сей счет. Ты можешь беспокоиться только о собственных инстинктах, — холодно напомнил он.
Кровь звенела у нее в ушах, перед глазами стоял туман.
— Позволь мне уехать, Ред, — почти умоляла Кэтрин.
Как легко ему вывести ее из себя, как легко он читает ее мысли и угадывает истинные желания, думала она, злясь на себя.
— Ред, умоляю, оставим эту глупую затею. Твоя шутка перестала быть смешной. Отец никогда не поверит, что мы занимались тогда любовью… Я же была еще совсем ребенком.
— Шестнадцать лет — это вовсе не так мало, по крайней мере, для той цели, о которой мы говорим. А я антихрист в глазах твоей семьи и способен на любую подлость. — Он зловеще рассмеялся. — И в твоих глазах тоже, — добавил он с горькой усмешкой. — Впрочем, я думаю, что смогу убедить твоего отца в том, что ты сама искушала меня, Кэтти. Что мне оставалось делать? Человек слаб. Он снова загнал ее в угол.
— Прекрати! — просила его Кэтрин, в то время как Ред, скрестив пальцы, смотрел на нее немигающим взглядом.
— Что прекратить?
— Не смотри на меня… так. — Взгляд Реда был колючим, и все равно этот мужчина вызывал в ней всепоглощающее желание. Она чувствовала, как в ее крови загорается пожар.
— Ты красивая женщина. Неужели ты не понимаешь, что мужчины не могут смотреть на тебя равнодушно?
— Мне полагается быть польщенной? — сердито спросила она. — Я вижу, что ты считаешь меня каким-то трофеем. — Действительно, только это объясняло его настойчивость. — Ты тоже весьма привлекательный мужчина, и я польщена твоей оценкой моих скромных достоинств, но не настолько глупа, чтобы быть пешкой в твоей игре. Если ты ждешь, что я сама приглашу тебя к себе в постель, то будешь ждать до бесконечности, — выпалила она.