— Действительно, о чем говорить? Нам не о чем говорить.
— Ты о чем?
— Я ни о чем! — Он сплюнул и встал. Встал столь стремительно, что она отшатнулась, испугавшись, что Сергей ударит ее, и он это заметил. У него действительно дрожали руки, и он мог ударить ее, хотя никогда даже не предполагал, что может ударить женщину…
Отошел к окну и сел подле на стул Только теперь Мирошин явственно ощутил непреодолимый барьер, существующий между ними.
«Шесть лет прожили два человека, — думал он, глядя в темный угол. — Шесть лет, а вот сидят совершенно чужие люди. Шесть лет жили рядом, спали, ели, говорили, ходили в кино, заботились о каких-то вещах…» Совсем недавно он не мог и подумать, что она ему чужая. Часто, перебирая в памяти, как ему казалось, основные черты ее характера, минуя субъективные предвзятости, Сергей на первое место ставил любовь ее к различного рода безделушкам, необыкновенным, оригинальным, таким, которых не было ни у кого из знакомых, к репродукциям художников, которых она не знала, но о которых много говорили, стремление хорошо и дорого одеться… Больше вроде ничего такого не замечал… И еще в ней было равнодушие. Если избивают под окном кого-то, пусть избивают, в следующий раз умнее будет. Сергей пытался выложить в стройную цепочку все звенья ее характера. Определенно он не мог ее понять. Нет, не мог. Но понял одно: довериться жене, самому близкому человеку, как казалось, не может. Для нее он человек, мужчина, как все остальные, с той лишь разницей, что его Максимка зовет папой. Она часто говорила ему: «Ты меня не любишь». Но ни разу не сказала: «Я тебя люблю». Даже в чувствах своих жена была потребителем.
Она молчала. Молчал и он. Потом нашарил на полу упавшую с плеч куртку и вышел на улицу.
Он не признавался себе, что ищет подходящий выход из создавшегося положения. И если бы не Зина, долго бы его искал. Мысли в голове словно плавали, плескаясь в воде, ни к одному из берегов не приставая. Сергей шел по лесу, смотрел на деревья, утопая в снегу, пока не выбрел к полю. Солнце уже село; по полю и лесу была разлита сизая прозрачная дымка, внутри которой, как бы отдельно, сами по себе, рдели багряные и пронзительно палевые полосы остывающей зари. Поле было огромное, и ровное, и пустынное. Но в воздухе будто кто-то незримо присутствовал, и Сергею представилось: на него глядят, кто-то глядит вопросительно и ждет ответа на свой вопрос. Сергей даже не пытался представить себе, что это был за вопрос. Он знал его.
XI
Огонь в печи погас. Жены подле не было. Прислушиваясь в полной темноте, натыкаясь попеременно на стол, стулья, кровать, зная, каким-то образом ощущая всем собою заранее, что ее нет, стараясь убедиться в верности своего ощущения, чиркнул спичкой. Нет, жены на самом деле не было. Оделась, прихватила с собой лыжи, сумки. Он успокоился, увидев, что она ничего не забыла.
Светлана стояла на платформе и ждала электричку. Сергей потоптался рядом, переминаясь с ноги на ногу, глядя на заиндевевшие провода, на размытый фиолетовый воздух над путями, ничего не сказал, но неожиданно подумал: пора в отпуск. Он ходил взад-вперед. Электрички долго не было. Совсем потемнело, по небу рассыпались мелкие, далекие звезды.
«Неужели ей не холодно стоять? — подумал он, зябко поеживаясь, постукивая ботинком о ботинок. — Так и во всем. Ей все нипочем. Я сибиряк, мне холодно, а ей все нипочем».
Электричка, притормаживая на окоченевших рельсах, присунулась к платформе, постояла, скрипнув задубеневшими дверьми, и так же плавно, скрежетнув вагонами, точно своими суставами, понеслась дальше.
И в электричке, и дома, и на следующий день жена не проронила ни слова…
А через два месяца, уже в мае, Сергей зашел к главному редактору и положил заявление на стол.
— Так-так-так, — постучал главный по столу пальцем, быстро и сверляще, видимо подражая кому-то из высокого начальства, поглядел на Мирошина и вышел из-за стола, потом вернулся, стремительно сел и взял ручку. — В отпуск?
— Да.
— Кстати, какая сегодня в Москве погода?
— Дождь.
— Кстати, вы знаете, что дождь к урожаю?
— Знаю. Я родился в деревне и рос там.
— А кстати, май — это последний месяц весны. А весна… Вот я хотел бы узнать, что нового на планете, именуемой человеком по имени…
— На моей планете все по-старому, — ответил Мирошин.