Дядя разбудил его часов в десять. Радостно было вставать: в доме светло и просторно от яркого солнечного света, бьющегося прямо в окна, от свежего воздуха; утренние запахи, свет воспринимались необычайно остро, и обоняешь и видишь их ярко, точно и, помимо сознания, начинаешь радоваться, полно и глубоко дышать.
На улице за ночь подсохло. Земля подернулась тонкой илистой пленкой, дышала ровно и глубоко; тополя и березы, глянцем отсвечивая на солнце, лениво шевелили в прохладном воздухе листочками, а верховой ветер был еще прохладен и несмел.
Наскоро позавтракав, они направились на кладбище, прихватив с собой лопаты. Но поправлять могилку не пришлось, так как грязь вокруг свежей могилы тети Лизы стояла глубокая, и надо было выждать, чтобы подсохло. Направились обратно, дядя спросил:
— Надолго ли приехал, Серега?
— Дней на десять, наверное.
— Эт-та хорошо ты придумал: вот приехал.
Сергею неловко было признаваться, что приехал случайно, что и не думал приезжать, и промолчал. Дядя тяжело шел, шумно сопел и был занят своими мыслями. Сергей глядел вокруг — на леса, поля, на деревню и думал, что поживет здесь дней десять, отдохнет от забот, тревог а потом уедет в Омск и там совершенно твердо потребует от Зины определенного ответа. Земля была мягкой, податливой, чавкала под ногами; они шли напрямик, по лугу. Трава росно блестела на солнце, жаворонки уже вовсю пели, и было так прекрасно вокруг, и мысли у Сергея появлялись ровные, спокойные, убедительные; все тревоги как-то сами собой отодвинулись на второй план, и он тут же дал себе слово трезво и спокойно подумать о своих отношениях с Зиной. Сейчас, когда так хорошо понял и прочувствовал дядину скорбь, его собственная казалась ничтожной. Он глядел вокруг, и все будто убеждало его в этом.
Дядя остановился и спросил:
— Что?
— Ничего я не сказал…
— А мне, это… послышалось, будто кто сказал…
Сергей посмотрел внимательно на дядю, сразу все понял, но ничего не сказал и уже во дворе, когда сел на завалинке, прогнав петуха, сказал про себя:
— Показалось…
XVIII
Весь день Сергей трудился на огороде, вскапывая с дядей грядки под огурцы и помидоры. Раздевшись по пояс, молча, неторопливо работали. Изредка Сергей останавливался, глядел на зеленые луга, леса и от яркого света зеленого воздуха, птичьего гомона радостно, полно вздыхал. Во дворе Зининого дома стояла корова. Сергей даже вздрогнул, увидев во дворе корову: значит, в доме живут. Не она ли? И стал наблюдать за дверью. Никто не выходил до вечера. Корова ушла. Дом одиноко стоял, уставясь окнами, прикрытыми ставнями, на улицу. Никого не было ни во дворе, ни на огороде, словно никто совсем и не жил в том доме, не ходил по огороду, не сидел ни разу под тополями, на лавке у забора, и в этой сиротливости, в этом запустении была какая-то жестокая неумолимость — то ли времени, то ли еще чего-то. Это ощущалось Сергеем настолько остро, что он не мог долго смотреть на дом. Эта неумолимость была как судьба. И он впервые подумал, что вот это стечение обыкновенных обстоятельств, которое у него сейчас с Зиной, — это стечение и называется, как бы он ни хотел, судьбой.
Вечером на кухне, вскипятив самовар, пили чай. Пахло дымом и чаем. Дядя вспотел, пил кружку за кружкой, начинал рассказывать о севе, о непорядках в колхозном саду, о том, что думает взяться за колхозный сад. Дядя говорил, глядел на племянника и был доволен, что тот слушает внимательно и серьезно. На самом деле Сергей думал о Зине.
Солнце село, но раскаленное небо еще плавилось, и жаркая палевость стекала туда, за горизонт; на земле не было теней, и вокруг ясно и одинаково видно. Тихо на всей земле и уютно. Дремали куры, готовились ко сну гуси; слышно, как во дворах доят коров и сзывают ко сну детей. А в небе, над лесами, уж сторожила жиденькая луна, медленно наливаясь белесостью. Бездумно и сонно повиснет она над землей, и будет казаться, что все в мире изменчиво, и только луна вечная, и неизменен ее взгляд, обращенный к земле.
Сергей напился чаю и вышел во двор.
— Значит, поди, спать пора, — сказал дядя, направляясь за ним, вытирая мокрую шею, лоб, бормоча что-то себе под нос. И только сейчас Сергей неожиданно увидел, как постарел дядя Антон, похудел и как свободно висит на нем рубашка, а штаны, залатанные еще тетей Лизой, сильно топорщатся сзади, дядя будто стал ниже ростом.