Дети бурно радовались удаче. Ну и елка у них будет! Как она засверкает! Елку спрятали под буфетом, вместо наборной кассы, которая валялась, временно позабытая, на комоде. Гирлянды засунули за мешочки с макаронами, а золотой цветок Норетта спрятала у себя под подушкой, «чтобы глядеть на него ночью».
При появлении Эвелины Селье все умолкали. Она, улыбаясь, проходила мимо детей и делала вид, будто ничего не замечает, хотя, убирая квартиру, давным-давно обнаружила все спрятанные сокровища. А дел у нее было невпроворот, и утром 24 декабря она встала еще раньше обычного. Надо было раздобыть луку, чтобы приготовить кролика, раздобыть муки, картошки, порей для супа. Она легла спать на рассвете, чтобы закончить свое шитье и в день праздника быть свободной. И все же она почти не чувствовала усталости. Ведь, несмотря ни на что, это было рождество — светлый огонек в долгой непроглядной ночи.
В шесть часов вечера Норетта и Соланж накрыли стол.
Алена Кутюр все еще не было.
— Только бы он пришел! Только бы он пришел! — твердила Соланж.
— Ну конечно, он придет, — весело сказала Норетта, — ведь сегодня не обычный день. Он придет, я в этом уверена! Мы усадим его на почетное место — вот здесь, справа от мамы… Но давай, Соланж, пошевеливайся, а то мы вовремя не поспеем.
Подруги достали клетчатую скатерть и парадный сервиз. Одна из сестер Минэ притащила горсточку остролиста, и Норетта рассыпала его по скатерти вокруг тарелок с печеньем и с пирогом, который испекла госпожа Моско. Соланж сновала из столовой в кухню, где Эвелина Селье готовила к ужину кролика. Запах жаркого заполнил квартиру.
— Ух ты, до чего здорово пахнет! — воскликнул Мишель, входя в комнату вместе с Фанфаном и Жоржем. — Эй, девчонки, вы готовы наконец? Уже пора наряжать…
Взглянув на брата, он запнулся.
— А его куда деть? Нельзя же ему здесь оставаться, пока мы…
— Пусть он идет к нам, — быстро откликнулся Жорж, — вот я сейчас отведу его к маме. Пошли, Фанфан!
Фанфан заартачился. Он не хотел уходить из дома, к тому же запах жаркого пришелся ему по вкусу. Но Соланж его чмокнула, а Норетта сунула ему печенье, и он в конце концов позволил себя увести.
Как только за ним закрылась дверь, Мишель подпрыгнул от радости.
— За работу! И знаете: кроме елки, еще что-то будет!
— Ой, что? Что будет, скажи?! — вместе закричали Соланж и Норетта.
— Это секрет! Больше я ничего вам не скажу, потому что Жорж взбесится, если я все разболтаю, но вы рты раскроете!
— Ну скажи! Это подарок? — с любопытством спросила Соланж.
— Подарок… Что ж, пожалуй, что так… Это я придумал! А Жан молодчина, сразу согласился…
— При чем тут Жан? — проворчала Норетта.
— Как — при чем? Ух ты, да я чуть было не сказал!.. Нет, все, молчу… Сами узнаете, когда время придет… А мадам Кэлин обещала…
— Ты о чем тут рассуждаешь? — спросил Жорж, входя в комнату. — Надеюсь, ты ничего не разболтал?
Мишель с негодованием обернулся к нему.
— Я — разболтал? За кого ты меня принимаешь? Уж я умею держать язык за зубами!
— Еще как! — засмеялась Соланж. — «Молчу… молчу… Жан молодчина… мадам Кэлин обещала…»
— Вот болтун! — вздохнул Жорж. — А ну, за работу! Давайте украшать елку!
Все засуетились. Мишель вытащил елку из-под буфета. Соланж с Жоржем придвинули к камину низенький столик. Норетта принесла гирлянды и золотой цветок.
— Как же нам елку установить, чтобы она не упала? — спросил Мишель.
— Я уже думала об этом, — сказала Норетта. — Что, если мы возьмем суповую миску? Мама, — закричала она, — мама, можно нам взять суповую миску?
— Она мне нужна! — отозвалась мать. — А зачем она вам? Подождите, сейчас я сама приду!..
Норетта метнулась в кухню.
— Мама, мамочка, пожалуйста, не заходи к нам, ты не должна видеть!.. — Она горячо поцеловала мать и зашептала ей на ухо: — Мамочка, прошу тебя, ну притворись, будто ты ничего не понимаешь!
— Хорошо, хорошо, — ответила, улыбаясь, мать. — Я ничего не понимаю, ничего! Ладно, берите миску, я подам суп в кастрюле, вот и все!.. Глупостей только не делайте!..
Норетта бегом вернулась в столовую и достала из буфета суповую миску. Мишель установил в ней елочку, обернув ее кругом бумагой, чтобы она не упала. Жорж аккуратно подвязал бечевкой сломанную ветку; Соланж развесила серебряные гирлянды, а Норетта пристроила на елке Петрушку, красный мячик, свечи и золотую розу. Дети перешептывались, смеялись, весело сновали взад и вперед, но, по мере того как зеленые ветви исчезали под хрупкими сокровищами, смех становился все тише, шепот почти заглох. Когда Норетта, взобравшись на стул, укрепила на самой вершине елки блестящую звезду из серебряной бумаги, стало вдруг совсем тихо: чудо, сотворенное руками самих детей, потрясло и взволновало их.