— Нет… мадам Селье… что вы… я не буду… — ответила Соланж, с трудом сдерживая слезы.
Она улыбнулась брату.
— Я не верила… не верила, что ты придешь… я боялась…
— Боялась? Чего ты боялась? — спросил Ален, обнимая сестренку. — Дурочка ты — ну что может со мной случиться? Я заколдован от бед, я отовсюду выбирался невредимым, а уж в каких переделках только не побывал!.. Ух ты, какая чудесная елка!..
— На ней звезда! — важно сообщил Фанфан.
— Это мы раздобыли елку! — добавил Мишель. — Но, послушайте, мосье Ален, пожалуйста, расскажите, какие у вас были проделки!
— Не «проделки», Мишель, а «переделки», и забавного в них ничего нет. Но дайте мне сначала поужинать! Какой вкусный суп, мадам Селье!
— Ну, пожалуйста, расскажите! — настаивал Мишель, нетерпеливо следя за тем, как гость опорожняет тарелку.
Ален начал резать жарко́е.
— Ну, так вот, — сказал он, — однажды нас подняли по тревоге, дело было весьма серьезное. Я был на одной ферме…
— Где это? — спросил Мишель.
— Где? На такой вопрос не полагается отвечать! Ну, короче, я ушел на боевое задание неподалеку, в окрестностях, а когда вернулся назад, то угодил прямо в руки фрицев — немцев то есть, да еще из гестапо: в мое отсутствие они заняли ферму. Я пытался отвертеться, но ничего не вышло: мышеловка захлопнулась!
— Тебя… взяли? — прошептала Соланж; ее глаза расширились от ужаса.
Ален сжал ее руку своей большой сильной рукой.
— Неужели ты станешь плакать, Соланж? Ведь все это уже позади, и я здесь, с тобой! Нет, этим молодчикам в зеленых мундирах я так легко не дамся!.. Ну так вот, слушайте: они накинулись на меня вчетвером или, может, даже впятером, втолкнули меня в свой проклятый серый автомобиль и повезли в соседнюю деревню. А в деревне было полно гитлеровцев! Они заняли все дома — от церкви до курятников. В здании школы меня допрашивал офицер. Я притворился дурачком и показал свои бумаги — понятное дело, фальшивые. Но на этот раз мне не удалось обмануть нацистов, и они увели меня в ближний лесок, как вы понимаете, под надежной охраной.
— А зачем? — спросила Норетта.
— Не догадалась, умница? Ну, а я-то сразу догадался, и, хотя старался высоко держать голову, на душе у меня было скверно, не стану от вас скрывать: так нелепо угодить в руки врага, да еще в самом сердце маки́! Немцы так торопились покончить со мной, что даже не связали мне рук. Войдя в лесок, они остановились, толкнули меня к какому-то дереву, навели на меня автоматы… «Конец, — сказал я себе, — спи спокойно Ален Кутюр!» И тут вдруг со всех сторон послышалась стрельба… Ну просто чудо! Стреляли отовсюду — из кустов, с дороги, — пули сыпались, как дождевые капли! Немцы, ругаясь на чем свет стоит, повернули кругом и с ружьями в руках помчались к опушке леса. Я, сами понимаете, не стал их дожидаться. Юркнув за дерево, я побежал как сумасшедший, не разбирая дороги. Пересек одно поле, другое, перепрыгнул забор, другой. Влетел прямо во двор какой-то фермы. Сзади по-прежнему слышалась стрельба: понимаете, партизанская атака — она подоспела как раз вовремя! Во дворе какой-то сухонький старичок разгребал навоз. «Спрячьте меня!» — крикнул я. Он меня оглядел… Наверно, я был не очень-то хорош на вид, весь избитый, в разорванной одежде. Вдруг вижу — он кивает мне и, не раскрывая рта, показывает на сарай, у которого стоит лестница. Вскарабкавшись наверх, я повалился ничком на сено. По правде сказать, я весь дрожал; я уже не знал, что и думать. Кто его знает, что у него на уме? Может, зря я доверился этому старику? Жду. Вдалеке стрельба уже затихла. Неизвестность бесила меня: я не мог понять, что же происходит.
Прошло полчаса. Слышу, лезет ко мне мой старик: принес два яйца на тарелке и кусок хлеба. Все так же молча поставил передо мной еду, потом слез на землю и убрал лестницу. Это мне не очень-то понравилось, и я подумал: не лучше ли убраться восвояси? Но куда деться? Я съел оба яйца и хлеб и снова стал ждать. Наверно, даже уснул ненадолго. Я ведь был совсем измучен: три ночи не смыкал глаз.
Вдруг я очнулся от какого-то звука — от топота сапог во дворе. Я вскочил (распрямиться в сарае было непросто) и услышал, как старик говорит: «Да, он здесь!» «Ну вот, — подумал я, — старикашка меня выдал, теперь уж мне не уйти». Я даже не стал прятаться — какой от этого был бы толк? Слышу, они уже и лестницу приставили. В дверях сеновала показалась голова, другая… Нет, подумать только! Это были мои товарищи!
Ален умолк, рассеянно поглаживая золотистые волосы. Ребята глядели на него с восторженным изумлением, словно перед ними сидел сказочный герой. Сестры Минэ взволнованно прижали к груди худенькие ручки, а Эвелина Селье, совсем бледная, не отрываясь смотрела в свою тарелку. Соланж вскочила, кинулась к ней и отчаянно разрыдалась. Эвелина посадила ее к себе на колени.