Фанфан для порядка немного поупрямился, но глаза его уже слипались, и он без сопротивления дал себя увести. Девочки убирали посуду, а Жорж подозвал Мишеля к буфету.
— Ну как, — шепотом спросил он, — ты кончил?
— Почти, — ответил Мишель, — всего-навсего две листовки осталось отпечатать, но мама помешала — послала за молоком. Знаешь, старик, здо́рово ты все это накатал! Ну прямо как будто из книжки! Недаром ты у нас лучше всех пишешь сочинения!
Жорж скромно потупил взгляд.
— Так ты думаешь, сойдет?
— Еще бы! Вся улица гудеть будет!
— Что вы там секретничаете, мальчишки? — спросила, подбегая, Норетта.
— Да ничего особенного, — ответил Мишель, — и вообще не лезь не в свое дело.
Вернулась мать. Она бесшумно затворила дверь.
— Фанфан уже спит, — сказала она, — он совсем уморился. Ну, а что же вы радио не включили? Мы пропустим передачу!
Включив радио, мать отыскала нужную волну. Послышался треск, потом чья-то речь и джазовая музыка.
— Опять глушат, — сказал Моско. — Хорошо, если мы хоть что-нибудь разберем!
Подойдя к приемнику, он приложил к нему ухо. Сквозь грохот прорвался далекий голос:
«Говорит Лондон… Сегодня — тысяча двести шестьдесят седьмой день борьбы французского народа за свое освобождение. Французы обращаются к французам…»
— Отлично, — сказала мать, — значит, они только начали! Ах да, будильник у меня спешит, а я и забыла!
Далекий голос продолжал, пробиваясь сквозь шум:
«На юге Италии англичане перешли в наступление. Генерал Эйзенхауэр назначен верховным главнокомандующим англо-американских войск. Западнее Москвы советские войска упорно продвигаются к Витебску».
Затем голос перечислил победы французских партизан за последние три месяца: 173 поезда пущено под откос, проведены 24 боевые операции против оккупантов. В Грено́бле уничтожен вражеский отряд численностью в шестьдесят человек.
Соланж, стоявшая у стола, вдруг рванулась вперед.
— Что это? — крикнула она. — Кажется, они сказали — Гренобль?
— Да, — подтвердила Эвелина Селье. — Сказали… Ну и что тут такого?
Соланж обратила к ней худенькое испуганное личико, губы ее дрожали.
— Но, наверное, там Ален! Он сказал мне, что отправляется в горы! А ведь Гренобль в горах, правда? Только бы с ним ничего не случилось! Только бы его не ранило в бою!
— Ну будет, будет… — сказала Эвелина, привлекая к себе девочку. — Что-то ты сразу много навыдумывала, детка! Горы — да где их только нет, этих гор! Почему твой брат непременно должен быть в Гренобле! Успокойся, милочка, постарайся быть мужественной!
— Да, — прошептала Соланж, — да, я стараюсь…
Она опустила голову, силясь подавить слезы. Мадам Моско наклонилась к Эвелине.
— Бедная девочка, — шепнула она, — разве это жизнь для ребенка! Все одна да одна, питается кое-как и вечно дрожит за брата. Наверно, она от страха и ночей не спит. Счастье, что хоть вы рядом!
— Да, — сказала Эвелина, — я ей помогаю чем могу, за этим дело не станет… Надо ведь помогать друг другу, верно?
— Да, конечно! И все же боюсь, как бы девчушка не заболела! Поглядите, какой у нее измученный вид! За детьми уход нужен. Я вот на моего Жоржа столько сил трачу…
Она с нежностью посмотрела на сына.
— Слышите! — сказала вдруг Моско, подняв руку.
Ночную тишину прорезал вой сирены. Усилился, затих, снова усилился.
— Воздушная тревога! — вздохнула мать Жоржа. — Опять! Что будем делать?
— Пожалуй, нам лучше спуститься вниз, — ответила Эвелина Селье. — Тут неподалеку, в здании сената, размещен штаб военно-воздушных сил — иначе говоря, военный объект. По-моему, вокруг него и кружат английские самолеты. В прошлый раз бомба упала совсем рядом.
— Вы правы, давайте спустимся вниз, — сказала мать Жоржа. — Как я от всего этого устала!
— Ура! Ура! — закричал Мишель. — Пошли в подвал! Эй, Жорж, старик, вот уж где мы с тобой не соскучимся!
— Одевайтесь! — распорядилась Эвелина Селье. — А я пойду разбужу Фанфана. Жаль, он так сладко спит.
— А я сбегаю наверх за нашими пальто! — торопливо воскликнула мадам Моско. — Пошли, Альфред?
Она выбежала из квартиры, увлекая за собой мужа. Дети остались одни. За окнами смолк вой сирены; теперь доносился лишь рокот самолетов. Послышалось несколько глухих ударов, и пронзительный голос с улицы крикнул:
— Эй вы, там, на пятом, погасите свет, черт вас возьми!
— Смотри, — спохватилась Норетта, — а где же Соланж?.. А ты, Мишель, куда это ты собрался? — спросила она, видя, что брат уже приоткрыл дверь.