«Слушай, паренек, ты что ж не садишься в свой поезд? Не видишь разве, что он вот-вот отойдет?»
Ему не пришлось повторять эти слова дважды. Жорж вскочил в последний вагон и уже без всяких приключений доехал до Монлюсона.
— Какой молодчина этот жандарм! — заметила Эвелина за обедом, пересказывая историю детям. — Уж, верно, он догадался, в чем тут дело! Теперь наш Жорж в безопасности. Вот уж бабушка его набалует!
— Он будет есть курицу? — наморщив свой маленький нос, спросил Фанфан.
— Да, конечно, и курицу, и сметану, и кроличье мясо… А уж сколько яблок у бабушки в саду!
Соланж захлопала в ладоши. Норетта радостно улыбнулась, но Мишель продолжал хмуриться. Без Жоржа ему было совсем плохо. Путь от дома до школы и обратно, который он теперь проделывал в одиночку, казался ему унылым и долгим. А в четыре часа, возвращаясь домой после уроков, он невольно глядел на лестницу, которая вела на верхний этаж, где прежде жил Жорж. Но теперь там больше не было Жоржа; квартира его друзей опустела, даже мебель и ту забрали немцы. Правда, мебель принадлежала хозяину квартиры — приятелю Моско, но господа из гестапо не желали считаться с подобными пустяками. Сердце Мишеля сжималось всякий раз, когда он представлял себе эту пустую квартиру там, наверху. По ночам, лежа в постели без сна, он придумывал, как лучше отомстить Стефану. Но через два дня после ареста супругов Моско Стефан исчез. Его родители, напуганные последней выходкой сына, вдруг поняли, что этот законченный маленький нацист может причинить им немало хлопот. И хотя они сами воспитали его таким, все же они решили спокойствия ради отправить его к родственникам в Турень.
— Ничего, пусть его отсиживается, — говорил ребятам Мишель, — зато, когда он вернется…
Он не договаривал, но ребята и без того понимали, что он хотел сказать, и глядели сурово.
Уезжая, Жорж просил Мишеля вновь взять на Себя руководство Союзом «рыцарей», и мальчик старался выполнить обещание. Он подолгу пыхтел над листовками, стремясь сочинять их как можно лучше. Он горячо желал, чтобы листовки ни в чем не уступали прежним, подписанным «Леонид». Но как он ни старался, ему это не удавалось, и неудача всякий раз очень его огорчала.
К тому же он все время думал о Даниеле.
В середине мая мать как-то послала Мишеля отнести ее шитье в мастерскую, на которую она работала.
Подходя к станции метро, Мишель вдруг увидел на скамье у входа в сквер знакомую девушку… Нет, неужели это та самая? Девушка сильно исхудала и, сказать по правде, показалась ему совсем некрасивой с гладко зачесанными волосами и в старой жакетке, на которой болталась одна-единственная пуговица. «Может, я обознался?» — подумал он. Но тут девушка, увидав его, вздрогнула, и Мишель понял, что не ошибся. Она знаком пригласила его сесть рядом с ней на скамейку.
— У меня к тебе как раз дело, — сказала она.
Сердце Мишеля радостно забилось.
— Правда? — воскликнул он. — Они снова хотят, чтобы я им помогал?
— Нет, нет, — живо перебила его девушка, — совсем не то, да и дело у меня, собственно, не к тебе, а к девочке, которая у вас поселилась. Ее брат просил ей передать…
— Кто, Ал… то есть Этьен?
— Да. Девочке надо передать, что он в безопасности. Он сейчас скрывается от фашистов.
Мишель удивленно раскрыл глаза.
— Этьен скрывается? Значит, он больше не работает в группе?
— Да, на время. Нам не повезло. Немцы напали на наш след: один парень, которого они схватили, из страха начал болтать. Они обнаружили наш штаб и вообще всё раскрыли… Этьен еле ушел от них, а я спаслась чудом. Но они взяли многих других.
— А… Даниель? — чуть слышно прошептал Мишель.
Девушка опустила голову.
— Даниеля взяли вместе со всеми. Он как раз возвращался из того кафе и прямо угодил к ним в руки. А у них уже давно была его фотография… Боже мой, — глухо продолжала она, — отчего вместо Даниеля не взяли меня?! Я бы с радостью пожертвовала для него жизнью, да и все наши ребята тоже!.. И вот теперь он в руках у них…