На его губах появилась и пропала грустная усмешка.
– Я боюсь вовсе не этого, – тихо сказала ему. – Я волнуюсь о людях – простых жителях ближайших домов, которые могут пострадать во время ваших семейных разборок. Они ни в чем не виноваты, Женя. Их надо пожалеть.
Рейт на мгновение стиснул мою ладонь, а потом разжал пальцы и убрал свою руку под стол.
– С людьми все будет в порядке, – равнодушно сказал он, вставая со стула. – Не забивай голову глупостями, Огонек. Лучше посмотри какой-нибудь сериал. Или еще немного поспи. До вечера ты можешь быть свободна. В пределах этого дома, разумеется.
Остаток дня я провела одна. Евгений ушел в соседнюю комнату, очевидно, служившую кабинетом, и долго разговаривал с кем-то по телефону. Один раз я заглянула к нему через приоткрытую дверь и увидела, как он, ссутулившись и обхватив голову руками, сидит в большом кожаном кресле. Я тогда тихонько отошла от кабинета и больше к нему не подходила.
До самого вечера я бродила по дому и думала, думала, думала. Мои мысли, будто встревоженные птицы, сначала летели к Белецкому, который наверняка не пошел сегодня на работу и теперь так же слоняется по квартире в сильнейшем нервном напряжении. Потом – к Глафире Григорьевне и прочим соседям, обманутым хитрыми драконами, и не ожидающим, что удар виновника грядущего торжества придется совсем с другой стороны. А затем – к самому виновнику, его отчаянному желанию изменить свою жизнь и отомстить обидчикам, а также усталой безысходности, которая съедает его изнутри.
Действительно, кашу, которую он заварил, отменить уже нельзя. Даже если страшно, даже если уже не хочется ни битвы, ни захвата власти, ни междоусобной войны.
В какой-то момент, устав от хождений по комнатам, я отыскала в кухне шариковую ручку и блокнот с отрывными листами. Надергав из него бумаги, я уселась за стол и принялась бездумно ее разрисовывать. Мысли при этом продолжали скакать в моей голове возбужденными блохами.
Приставят ли соседи стражей к нашему папоротнику, как планировалось изначально, или передумают и будут всей толпой ожидать нас в сквере? Наверное, приставят. Им совершенно точно напомнит об этом Владислав Немиров. Интересно, господин Кощей подозревает, что молодые драконы задумали бунтовать? Или просто привык подстраховываться, а потому никому не доверяет до конца?
– Алиса.
Я отложила ручку и обернулась. В кухню вошел Евгений, в руках он держал розовые женские шлепки.
– Я подумал, что без обуви тебе не очень удобно. Вот, – он поставил шлепки на пол возле моего стула. – Они новые. Денис когда-то купил их для своей подруги, но она ни разу их не надела.
– Спасибо, – кивнула я.
Шлепки были мне чуть великоваты, но для ходьбы вполне годились.
– Что рисуешь? – поинтересовался Женя.
Я повернулась к своим бумажкам – и невольно вздохнула. Рисунков было три, и они снова представляли собой полноценные картинки.
На первой был изображен волшебный папоротник. К его большому круглому бутону тянулась женская рука, ладонь которой пересекал длинный глубокий шрам, а рядом с листьями лежал некий предмет, напоминавший бритвенное лезвие.
На втором рисунке обнаружились два похожих шипастых дракона. Они взлетали в небо – один за другим. Глядя на них, мне отчего-то подумалось, что первый ящер желает сбежать, а второй пытается его поймать.
На третьей картинке я нарисовала влюбленную пару. Мужчина в старинном кафтане и пышноволосая девушка в цветастой душегрее, подозрительно похожие на знакомых мне колдунов, держались за руки, а на их запястьях отчетливо виднелись магические браслеты.
– Красиво получились, – заметил Женя. – Особенно драконы. А ведь уже наступил вечер, Алиса. Идем, пришло время собирать цветы.
Купальская ночь
Из дома мы ушли зеркальным путем. Женя привел меня в гостиную, поставил на тумбу под телевизором волшебное зеркало, затем подхватил меня на руки – и в следующее мгновение оказался в зеркальном коридоре.
Как по мне, обратно мы отправились слишком рано – небо на улице только начало розоветь. Однако, помня слова Рейта, что на зеркальном пути время течет по-другому, вопросов решила не задавать.
Опускать меня на пол дракон почему-то не стал. Очевидно, мой вес не казался ему таким уж значительным, поэтому он просто перехватил меня поудобнее и неторопливо направился вдоль коридорных окон.
За ними уже во всю разгорался закат. Где-то он был виден целиком, где-то угадывался по отблескам на мебели и светильниках. Сначала заходящее солнце расчертило небо розовыми и фиолетовыми нитями, затем лиловыми лентами и алыми кляксами, а потом спряталось за горизонт, и на землю опустилась чернильная темнота.