Боб Уэзерби отреагировал быстро.
— Вы слишком хороши для того, чтобы у вас были проблемы, давайте оставим в стороне этих упрямых старых рыбаков, — сказал он, и Джейн взглянула на его приятную улыбку. — Если вы собираетесь решать какую-нибудь проблему во время вашего пребывания здесь, то этой проблемой хотел бы быть я.
Джейн улыбнулась, и Хуберт Уэзерби поднялся, когда она встала. Он взял ее руку в обе свои руки.
— Я даю Бобу специальное задание, пока вы здесь, — сказал он. — Теперь вы не должны ни о чем беспокоиться, разве что о собственных мыслях. Как долго вы собираетесь оставаться с нами?
— Я не знаю, — правдиво сказала Джейн. *Пока не заживут раны», — мысленно добавила она. Сколько потребуется времени, чтобы познать саму себя?
— Итак, нам надо назначить день, чтобы поговорить о старом доме, — сказал адвокат, когда они шли к двери. — Я думаю, что должен найти способ оградить вас от этого беспокойства. Этот дом на самом деле не стоит того.
— Хорошо, мы как-нибудь обсудим этот вопрос, — сказала Джейн и не заметила, как оказалась с Бобом на улице.
Когда он вез ее обратно, день сменился вечером. С Бобом было интересно и приятно, но, когда они доехали до дома, она была рада остаться одна. Ее не оставлял вопрос, заданный Хубертом Уэзерби. Он задал его по-своему. Феррис Дункан задал тот же вопрос по-другому, а Аманта Колбурн затронула его еще более странным образом. Джейн опустилась в кресло, стоящее в библиотеке, и легкая складка появилась на ее лбу. Так почему же она приехала сюда, в дом на Ястребином мысу, на эту холодную и пустынную землю, овеянную арктическими ветрами и потрепанную штормами? Но ведь именно этого она и хотела — уединенности, напомнила сама себе Джейн. Но только ли уединенности? В мыслях ее прозвучал язвительный вопрос Ферриса Дункана, и губы ее сжались. Было ли это больше, чем желание найти покои в душе? Не приехала ли она на Ястребиный мыс, чтобы наказать саму себя? Или Ястребиный мыс сам выбрал ее?
Джейн сердито поднялась на ноги. Она всегда давала волю своему воображению в самое неподходящее время. Она прошла в свою комнату и увидела, что смежная с ней комната освещена и в ней накрыт стол на одну персону. В комнате была Аманта, накладывающая на тарелку кусочки жаркого. Еда в одиночестве — это была одна из менее приятных сторон здешней жизни, мрачно осознала Джейн. Сейчас она вдвойне радовалась тому, что согласилась на предложение Боба Уэзерби поужинать завтра вдвоем. Экономка вышла из комнаты, когда Джейн села за стол, и пришла только тогда, когда девушка закончила есть. За окном уже было совсем темно. Джейн заглянула в кухню и увидела, что Аманта торопливо складывает тарелки в раковину, чтобы оставить их там до утра. Джейн была в фойе, когда экономка, одетая в плащ, направилась к двери. «Я приду утром», — пробормотала Аманта, и Джейн молчаливо кивнула, глядя ей вслед. Она подавила возникшие в ней вопросы и, повернувшись, направилась по коридору, жутко освещаемому светом от лампы-«молнии», которую Аманта оставила на столе в холле. Зайдя в свою комнату, Джейн закрыла на щеколду дверь и решила разжечь огонь в камине вместо «молний», которые оставила здесь Аманта.
По крайней мере, ночь будет лучше, сказала Джейн самой себе. Из окна она могла видеть море, но теперь там была кромешная тьма, и только волны бились в тонкую белую полоску берега. Не было никакого шторма, который сотрясал бы дом сегодня вечером, никакого ветра, который мог бы раскачать старые балки настолько, что рухнули бы столбы. Когда Джейн разделась и растянулась на большой кровати, она подумала об Аманте. Женщина была так категорична в том утверждении, что не было никакого зверя, обрушившего столб. Возможно, она обладала какой-то народной мудростью, которая, без сомнения, имела мало оснований. Джейн потянулась и с полуулыбкой повернулась на бок. На столе лежало письмо Теда — напоминание о том, почему она приехала сюда, — а море звучало мягко и отдаленно. Она лежала без сна, думая о том, о чем хотелось думать, пока ее не сморил сон и глаза ее не закрылись. Несколько поленьев, которые она положила в камин, сгорели, и комнату вместе со спящей девушкой накрыла ночь. Снаружи стояла мертвая тишина, будто возмещая ярость вчерашней ночи.
Уже в предрассветные часы, когда утру не терпелось прийти, Джейн открыла глаза и почувствовала, что ее тело покрылось холодной влажной испариной. Что-то заставило ее проснуться, как и прошлой ночью, и она тотчас же села на кровати Комната, казалось, была залита странным красноватым светом, но, когда Джейн вскочила с кровати, он тут же исчез, и она осталась в полнейшей темноте. Но в окно она увидела его, теперь уже вдалеке, и поспешила к окну, чтобы всмотреться повнимательнее. Там, через необъятную темноту моря, медленно двигался красноватый свет. Это мог быть корабль, подумала девушка, но она нахмурилась, когда всмотрелась в этот свет. По цвету он был похож на огонь, по со странным, потусторонним оттенком, и раскален больше, чем обычное пламя. Он двигался медленно, справа налево, примерно в трех милях отсюда, оценила она. Она прильнула к окну, не обращая внимания на холод стекла, проникающий сквозь ночную рубашку. Красноватое зарево медленно двигалось, пока с поразительной быстротой вдруг не исчезло. Осталась только неподвижная чернота, и Джейн стояла у окна, ожидая, не появится ли оно снова. Наконец она отвернулась и снова легла в кровать. Это было жуткое зрелище, и она почувствовала, что дрожит. Возможно, от холодного окна, сказала она самой себе и, натянув одеяло, почувствовала себя теплее. Она снова уснула, не переставая думать о странном красноватом огне, блуждающем по ночному морю.