Непонятно, как так сложилось, но склады были Алининым коньком. Она дотошно и с упоением вникала в списки товаров, квадратные метры, единицы хранения, логистику и экспедицию. За всеми этими цифрами она видела красоту взаимодействия и умудрялась выжимать из системы невиданные показатели. А все потому, что давным-давно уяснила, что главное слабое звено в этой системе – это люди. И она так отстраивала их работу, что, казалось, помести вместо человека обезьянку, и она станет отличным работником.
Алина так увлеклась, что не заметила, как приехал Максим. Она даже не успела испугаться, услышав неожиданный стук в дверь. Она автоматически ответила «да» и только потом задумалась, как она выглядит. Максим зашел в дверь и остановился на пороге, пытаясь рассмотреть в сумерках, где Алина. Она сидела в своем гнезде на подоконнике за шторой, и только свечение монитора ноутбука выдавало ее местонахождение.
Максим отдернул штору и с изумлением уставился на нее. Ну конечно, вчера она была в деловом костюме, а сейчас сидела, скрестив ноги по-турецки, в футболке и спортивных штанах, без косметики, с небрежно собранными на макушке волосами, которые развалились на пряди и торчали в разные стороны, вокруг нее был обмотан плед, из-под которого во все стороны торчали подушки. Дополняли картину пара пустых кружек, мобильник и листы с перечеркнутыми цифрами.
– Привет, – не найдя, что можно еще сказать, промямлила Алина.
– Привет, – ответил Максим. – Есть хочешь? Я захватил японской еды.
– Умираю с голоду.
– Тогда спускайся, начинай хозяйничать, я через пару минут присоединюсь.
Это оказалось не пара минут. Она успела найти в шкафчиках посуду, которая, по ее представлениям, максимально подходила для роллов и суши, сложным узором выложила на нее из пластиковых контейнеров рисовые пеньки и колбаски, зеленые маковки васаби и полупрозрачные розочки имбиря. Достала из холодильника соевый соус и вовсю занималась поиском маленьких плошек для него, как в кухню вошел Максим. Он был одет почти так же, в футболку и спортивные брюки, а мокрые волосы выдавали, где он так задержался.
– Я не смогла найти плошек для соуса.
Он кивнул, будто подтверждая, что это была невыполнимая задача, открыл шкаф с посудой и, запустив руку куда-то вглубь, на ощупь нашел там пару плошек. «Женщина не сможет это достать, – автоматически отметила про себя Алина. – Или ее тут нет, или она не любит японскую еду».
Они сели за стол на те же места, что и вчера. Алина ловко орудовала палочками, Максим же ел рассеянно, погруженный в свои мысли. Он явно был не с ней и не здесь. Его взгляд был устремлен куда-то сквозь стены, а когда он брал роллы с блюда, было похоже, что делает это он автоматически, не видя их. Он не голодный. Зачем он тогда это все привез? Покормить ее? И усталый совсем. Ничто не напоминало вчерашний вечер, внимательного изучающего Максима. Алине было не по себе. Она чувствовала свою ненужность, чужеродность в этом пространстве. Ей хотелось нарушить эту разъединенность каким-то словом, действием, но было неловко отрывать Максима от размышлений. И только когда все было съедено, она решила, что теперь уже можно, ужин закончен и все равно им расходиться. Так какая разница, расходиться в тишине или обменявшись парой слов на прощание.
– Устал?
Максим повернулся к ней, но потребовалась пара секунд, пока он выплывет из своих мыслей. Он сделал неопределенное движение головой, которое можно было понимать как «есть немного» и «ерунда, пройдет».
– Хочешь, я тебе шею помассирую?
Слова вылетели сами, она даже не успела их обдумать.
– Давай. – Он слегка улыбнулся ей.
– Положи руки на стол перед собой и опусти на них голову.
Алина встала за его спиной и начала разогревать ладони, растирая их друг о друга. Потом она положила руки ему на голову, провела вниз, почувствовала покалывание щетинки выбритой линии волос на шее, скользнула на плечи и с них на предплечья. После этого напрягла пальцы и начала точечный массаж головы. Она по себе знала: это отлично снимает напряжение и освобождает голову от любых мыслей. Потом перешла на шею и плечи, чувствуя, как расслабляются мышцы под ее пальцами. Ее движения были сосредоточены, можно было даже сказать, профессиональны. Поэтому она растерялась, когда он в какой-то момент ни с того ни с сего резко выпрямился, развернулся и, притянув ее за талию, прижался лицом к ее животу. Она так и застыла с поднятыми руками, не зная, что делать. Придя в себя, она опустила руки ему на голову и начала тихо гладить волосы. Он не шевелился, ничего не делал. Она чувствовала на животе его дыхание, горячие ладони на пояснице. Спина под его ладонями начала гореть, жар от них растекался вверх и вниз. Ее дыхание сбилось, стало более частым. Она обхватила его голову, прижала к себе. Все тело уже готово было прижаться, податься навстречу, попроситься в объятия. Но он по-прежнему ничего не делал. Внутри ее родилась дрожь, сначала еле уловимая, слабая, но она разрасталась, и уже все ее тело начало вибрировать. Видимо, почувствовав это, он резко встал, поднял ее на руки и понес наверх, к себе, нашел в темноте кровать и положил ее. Но не лег рядом, как она ожидала, а только сел. Она хотела к нему прижаться, но он остановил ее и начал осторожно гладить тело, шею, грудь, руки, живот, бедра. Горячие ладони скользили то быстрее, то медленнее, иногда неожиданно замирали, а потом снова начинали движение. Это было невыносимо, ее уже колотило вовсю, и она хотела только одного – прижаться к нему, почувствовать его всего, а не только руки, руки – это так мало, очень мало.