Внезапно, за неделю до Нового года, он встретил Тоню на улице.
В тот день, в воскресенье, в холодную и сырую погоду, Баженов бесцельно бродил по бульвару, не зная, куда себя деть. Уже темнело, как вдруг он увидел ее сквозь туманную мглу, через улицу, на той стороне, на тротуаре. Он узнал ее по походке. Куда она шла, он, конечно, не знал, но, кажется, Тоня не торопилась — шла, помахивая сумкой и останавливаясь у витрин.
Он бросился к подземному переходу и вбежал по лестнице на той стороне. Тоня уже исчезла в толпе. Боясь потерять ее, он быстро пошел в ту же сторону, толкая и обгоняя прохожих, пока опять не увидел ее на углу, у какой-то освещенной витрины. Яркими красками на витрине светился телеэкран, и Тоня стояла, не сводя с него глаз.
И пока она не увидела и не узнала Баженова, пока не укрылась за какой-нибудь маской, он, подойдя, жадно вглядывался в ее лицо и старался понять, что же в ней изменилось. Она похудела, лицо стало бледным и сейчас, наедине с собой, выражало, пожалуй, лишь безразличие и усталость. Стоя почти рядом с ней, он позвал Тоню мысленно, как прежде делал не раз. Она не услышала: в ней все затаилось, застыло, ничто ему не отозвалось.
Тогда он тронул ее за плечо и сказал:
— Здравствуй, Тоня.
Она обернулась и, посмотрев как-то странно, с испугом нахмурила брови, словно не верила, что это Баженов.
— Здравствуй…
— Ну как поживаешь? — спросил он с неловкостью.
— Ничего, спасибо. А ты?
— Тоже ничего. — Он помолчал. — Я звонил тебе в клинику. Ты, кажется, уезжала?
— Да, к тетке, под Ярославль.
— Тебя отец увез?
— Оставь моего отца. Дело уже не в нем.
— А в ком?
Не ответив, она отвернулась и стала опять смотреть на телевизор, — не хотела, боялась этого разговора.
Но Баженов настаивал:
— Давно вернулась?
— Позавчера.
— Приехала — и даже не позвонила.
— А зачем? Начинать все сначала?
Он ощутил, что в ней что-то дрогнуло, ожило: хотя и с неохотой, но все же она начинала ему отвечать.
— Ну что мы стоим тут, на углу? — сказал он. — Разговор не для улицы. Пойдем куда-нибудь, посидим, — в кафе, что ли.
— Не могу, я жду человека.
— А-а, у тебя здесь свидание. С кем же? С Васей, наверное. Я знаю, он к тебе приходил. Твой отец был этому рад. «Уж лучше Вася, чем ты», — сказал он мне.
Она, отвернувшись, смолчала.
— Ну что ж, — добавил Баженов, — как говорится, старая любовь не ржавеет.
И только теперь, вспыхнув вся, она посмотрела ему в глаза:
— Знаешь, давай не будем про это самое — про любовь! Что ты в ней понимаешь!
В тот момент Тоню кто-то окликнул, и она оглянулась. Рядом с ними, на самом углу, к тротуару прижалась малолитражка, и из нее вылез Вася, тот самый, о ком они говорили. Он был не один: за рулем «Жигулей» возвышался какой-то усатый мужчина в дубленке.
Вася легко перемахнул через перила, ограждавшие тротуар.
— Привет, Антонина! Давно ждешь? Извини, я опоздал. Встретился с другом, он приглашает к себе. У него, понимаешь, собирается вечеринка. Хочешь, я тебя познакомлю, — и поедем к нему.
Вася, шумный, веселый, уже возбужденный близкой выпивкой и вечеринкой, мельком взглянул на Баженова и, кажется, тут же о нем забыл, — не узнал в нем того человека, который однажды, при Тоне, давал ему огонька от своей зажигалки. Баженов стоял, как случайный знакомый, и слушал их разговор.
— Ну, Антонина, едем? Он нужный мужик, со своими колесами.
— Не знаю, мне все равно.
— Очень нужный мужик.
— Как хочешь, Вася.
— Ладно, едем, — сказал он и сразу пошел к машине.
Но Тоня чуть задержалась: не то еще не решила, ехать ей или нет, не то чего-то ждала от Баженова; и, лишь помедлив, кивнула ему:
— Прощай, Дима.
— Тебе позвонить?
— Как хочешь, мне все равно. — Она сказала это тем же бесцветным голосом и теми же пустыми словами, что и в разговоре с Васей.
И, только уже уходя и все же не выдержав, вдруг обернулась:
— Вспоминай меня иногда.
Кажется, Вася это услышал и, уходя с ней, спросил, кто, мол, тот парень. Она пожала плечами и что-то ответила: мол, не все ли равно, ну, случайный знакомый. Она явно сказала неправду, явно лгала, а ведь раньше в ней этого не было. В ней, кажется, многое изменилось.
Она исчезла в машине и, вновь появившись, уже за стеклом, опять обернулась и, казалось Баженову, смотрела, пока не растаяла вместе с машиной в туманной мгле улицы…