Много людей прошло через таежную избушку. И каждый оставил в ней свой след: кто «летучую мышь» с закопченным стеклом, кто свой старый полушубок, кто голубые конвертики с испанскими матадорами.
И Зойка с грустью дотрагивалась до этих вещей, напомнивших ей о ярком и шумном человеческом мире где-то за этими бревенчатыми стенами — о мире радиоламп, книг, телевидения, высоких зданий, аэродромов, асфальтированных мостовых и чистых постелей, о мире, так не похожем на все то, что она переживала здесь в эти минуты.
Подумав, она сняла с себя красную шерстяную кофточку. Срезала белые пластмассовые пуговицы и горкой сложила их на окошке.
Вот и она оставила свой след в избушке. Придет сюда какой-нибудь лесной человек и подумает: откуда это в таежном зимовье женские фигурные пуговицы, что тут происходило? И никогда не догадается, что Зойка отрезала их от красной кофточки, разорвала кофточку пополам и сделала себе сухие шерстяные портянки.
Когда все было готово и в котелке закипела вода, она присела на лежанку, сложив руки на коленях, наслаждаясь уютом, теплом, крышей над головой.
В оконце светил солнечный луч, и пылинки плыли в нем лениво, по-домашнему. На земляном утоптанном полу лежал светлый квадратик.
Она позвала мужчин. Они открыли дверь и вошли.
И, привыкнув к полумраку, увидели, что спальный мешок уже свернут и перетянут ремнем, в избушке все прибрано и на чистом столе готов котелок с кипятком — по глотку на брата перед дорогой. А сама Зойка сидит умытая, затянутая, причесанная, как хорошая хозяйка, которая собралась в дальний путь.
— Я все собрала, — сказала она. — Дорогу вы знаете?
Тихонов подошел к ней:
— Зоя!
— И не будем терять времени, — сказала она ему, чуть улыбнувшись.
Инженер посмотрел на нее, как удивленный мальчик, увидевший вдруг сказочную принцессу.
— Ладно, — пробормотал он, трогая щетину на подбородке. — Мне бы только побриться.
Спроси ее неделю назад: «А тысячу верст по тайге пройдешь?» — она бы пожала плечами: глупый вопрос, я же не следопыт.
А теперь ковыляла тысяча первую таежную версту и думала, что вот так бывает частенько: страшно, пока еще непривычно, пока все издали, пока не потрогаешь на ощупь, не окунешься с головой. А выплывешь — и ничего, жить можно.
Иногда просто еще не знаешь, что ты можешь. А потом тебя трясет от радости: вот что ты можешь!
И хотя ее качало от голода, ей казалось, что идти теперь легче, чем в первый день.
А силы у них таяли, и тайга была скупа на угощение. Попадались только водянистые ягоды клюквы или кедровая шишка с единственным зернышком, забытым осенью птичкой кедровкой.
Они старательно жевали пресные ягоды и шли дальше. Иногда впереди в чаще светлело. Им думалось, что это уже просека на Ключевой. Но это было просто болото или прошлогоднее пожарище.
Погода портилась, сопки заволокло туманом. Они долго и мучительно поднимались в тумане по какому-то крутому склону, по скалистым осыпям, заросшим кустарником и елями.
Зойка ковыляла за Тихоновым, за его сапожищами с мушкетерским раструбом и у него училась ребром ставить ступни на скользких осыпях и с самыми малыми потерями продираться через заросли кустарника.
Вершина сопки была уже близка, сквозь туман начинало просвечивать солнце, как вдруг Махоркин отчаянно закричал:
— Вертоле-е-е-т!..
Справа, из тумана, к ним донесся гул и треск, мало схожий с обычным шумом самолета. Металлический звон все громче плыл над елями.
И не успели они опомниться, как уже по всей тайге разбегалось и грохотало эхо и с веток сеялась водяная пыль.
Они бросились туда, к вертолету, но он уже двигался им навстречу и огромной тенью пронесся над ними в тумане, обдав бешеным вихрем хвои и мокрого снега. Они закричали вслед ему.
И еще раскачивались макушки елей и сыпалась на землю хвоя, когда вертолет развернулся и полетел обратно.
В тумане на них плыла тень с радужным диском широких лопастей. Все трое видели даже, как вспыхивают блики солнца на полированных стенках кабины.
Там, над туманом, светило солнце, там было синее чистое небо, люди, товарищи, спасение. Их разделяло только несколько метров, только пелена тумана.
А внизу шатались от вихря деревья, хлестал в лицо снег, мелкие сучья, хвоя. Задыхаясь от ветра, они все трое кричали и смеялись, как помешанные, — они были уверены, что их заметили.
Но вертолет, гремя лопастями, уплывал от них вдоль сопки.
Еще не веря этому, они бежали за вертолетом, пока Зойка не сорвалась в глубокую яму, занесенную снегом. Тихонов бросился ей помогать.