— Замерзли? Грейтесь, — рассеянно сказал ей Тихонов, занятый своими мыслями.
А Махоркин улыбнулся ей грустно и виновато, словно хотел сказать: «Вот в какую историю я вас втянул».
Она развернула бумагу и дала им по котлете и куску хлеба. Сама жевала только хлеб. Потом она села на еловые ветки, разулась и протянула к огню ноги в мокрых чулках.
— Уже успели вымокнуть? — спросил Тихонов. — А сапоги у вас есть?
— Дома у меня сапоги, не готовилась я к таким приключениям, — сказала Зойка, рассердившись, и пододвинула к костру свои мокрые туфли — нарядные чехословацкие туфли из светлой кожи, купленные два дня назад в Москве и теперь порыжевшие от торфяной воды.
Махоркин сходил к самолету и принес свои унты с толстой подошвой и сыромятными ремешками.
— Надевайте, — сказал он Зойке.
— А вы?
— У меня сапоги, — вздохнул Махоркин, посмотрев на свои хромовые сапоги, залепленные грязью.
Она взяла унты и сказала:
— Отвернитесь, пожалуйста.
Мужчины отвернулись. Она сняла мокрые чулки, повесила у костра и натянула унты — холодные, но сухие, с мягкой войлочной стелькой.
— Теперь можно, — сказала она.
Они обернулись и увидели смешную маленькую фигурку в модном пальто с цигейковым воротником и собачьих унтах. Оба они улыбнулись.
— А ну вас, ей-богу, — грустно засмеялась Зойка, стараясь не расплакаться. Присела у огня и стала сушить туфли.
Костер догорал, но дров в него больше не подкладывали: бесполезно коптить небо в такой туман, погода нелетная, никто их не увидит. Второй костер они даже не зажигали.
Махоркин достал полетную карту. Они долго искали свое болотце среди таежных сопок. Но как найти его между тысячью таких же болот?
— Где-то здесь, — сказал Махоркин. — Или немного северней.
Тихонов усмехнулся:
— Адрес точный — на деревню, дедушке.
— Что вы волнуетесь, ведь нас уже разыскивают! — сказала ему Зойка.
— Конечно, найдут, — убежденно сказал Махоркин. — Не сегодня, так завтра.
— Или послезавтра, — сказал инженер. — Или через неделю. Нет, ребята, послезавтра будет уже поздно — сопку взорвут. Дорогу не остановят из-за того, что мы шлепнулись в это болото. Мне ждать никак нельзя.
Он отломил ветку и стал прикидывать ею на карте расстояние до Ключевого от точки, отмеченной карандашом Махоркина.
Пилот посмотрел на него и нерешительно сказал:
— Согласно «Наставлению» я обязан по возможности оставаться у самолета и подавать сигналы кострами и ракетами.
— Ладно, ответственность я беру на себя, — сказал Тихонов, складывая карту. — Скажу, что заставил вас. Семь бед — один ответ. Все равно сидим в болоте… согласно вашему «Наставлению».
— Вот везет же мне! — горестно сказал Махоркин. — С курса унесло, рация отказала, туман — все тридцать три несчастья. Пожалуй, действительно нужно выходить на трассу — там заметят скорее.
Он швырнул окурок в снег и пошел к самолету. Тихонов в раздумье стоял у костра. Вдруг он в упор спросил Зойку:
— А вы как думаете, Зоя?
И она поняла, что он боится ее ответа, — не сможет оставить ее в тайге, у самолета. Без нее он не уйдет.
— Я думаю, что нам нет смысла ждать, — сказала она спокойно.
Тихонов первый раз пристально взглянул ей в глаза. Она стояла перед ним, невысокая, неуклюжая в этих собачьих унтах. Нос чуть вздернут, из-под вязаной шапочки выбилась каштановая прядь. Глаза у нее были серые, упрямые.
— Ну что вы так смотрите? Ходила я по тайге, не бойтесь, от вас не отстану.
В тайгу она ходила только в летние воскресенья — в культпоход за малиной и кедровыми шишками.
— Значит, старая таежница? — оживился Тихонов. — Тогда решено. Будем собираться. Обувь у вас вроде подходящая, в унтах и пойдете. Знаете что, я принесу ваши вещи и вы отберете самое нужное.
Он торопливо пошел к самолету, и Зойка крикнула ему вслед:
— У меня только сумка, больше ничего нет!
Оставшись у костра одна, она натянула просохшие чулки, надела туфли и боты и поверх всего — унты с сыромятными ремешками. Туфли у огня ссохлись и едва налезли. Но иного выхода уже не было. И ей стало даже веселей, что кончилось томительное ожидание, пришла ясность, и цель.
Мужчины долго возились у самолетика, закрывая его чехлами. Потом Тихонов принес к костру перетянутый ремнем старый спальный мешок и Зойкину дорожную сумку.