– Правда? – вскинулась Джоанна, с надеждой глядя на возлюбленного.
– Конечно. А что тебя удивляет, любовь моя? Это ведь мой сын, почему бы ему не быть на меня похожим?
Джоанна усмехнулась, но смешок все же вышел довольно нервным. Она ненадолго задумалась, а затем попросила:
– Покажи мне его.
– Ханни, – заколебался Энтони, – боюсь, этого я сделать пока не могу, доктор Крейн не разрешил подпускать тебя к нему из боязни, что ты можешь ему навредить. Однако не тревожься, очень скоро ты окончательно поправишься, и мы обязательно вместе к нему пойдем.
Джоанна выдохнула, печально и чуть раздраженно, но спорить не стала и просто легла, откидываясь на подушки.
– Какой ты у меня все-таки, – с нежностью пробормотала она, прикрывая глаза.
– Стараюсь, – тихонько засмеялся Энтони, – кстати, мы до сих пор так и не определились с именем нашему мальчику, но это мы тоже обсудим позже. Ты не против?
– Нет, – сонно пролепетала Джоанна, на которую все еще действовали вливаемые в нее литры отваров.
Энтони осторожно поцеловал ее в лоб и прилег рядом. Он не отходил от нее все эти два дня, не отошел и теперь, согревая любимую в своих руках.
На дворе была глубокая ночь, и Энтони давно заснул, когда Джоанна медленно открыла глаза. Успокоительные травы переставали действовать, и спать ей больше не хотелось. Аккуратно, чтобы не разбудить мужа, она выскользнула из кровати и покинула комнату, в которой безвылазно провела несколько дней.
Бесшумно просквозив по спящему дому, она остановилась у двери в детскую.
– Я знаю, что ты здесь, – тихо прошипела она, глядя в пустоту, – знаю, что ты никогда не оставишь нас. Ты умер, да, и тело твое давно сгнило в земле, но твои деяния до сих пор приносят вред. Это ты, дорогой папочка, сделал меня такой. Ты сделал меня параноиком, самой настоящей психопаткой! Но твои силы не безграничны, – она сделала глубокий вдох, – и моего ребенка ты у меня не отберешь!
Она решительно открыла дверь и проскользнула внутрь. Зажгла лампу, чтобы лучше видеть, и медленно приблизилась к маленькой колыбельке.
Мальчик спал, смешно чмокая губками во сне. Джоанна тихо выдохнула, и опустилась на пол рядом с колыбелью, глядя на него. Ее сын… ее маленький, хрупкий мальчик. Конечно же в нем нет Суини Тодда, душа этого монстра просто не вместилась бы в столь невинный и легкий сосуд.
Девушка протянула руку и осторожно погладила мальчика по миниатюрной щечке. Мальчик, будто почувствовав прикосновение матери, заворочался и проснулся. Он открыл глазки и взглянул на нее.
Джоанна вздрогнула так, словно ее ударило молнией, но на этот раз не от страха. Она глядела в эти глубокие, темно-карие глаза, и видела в них только свет и любовь, любовь к ней и ко всему, что вокруг нее, них. Коротко всхлипнув, она вскочила на ноги, подхватила мальчика и прижала его к себе. Тот, наконец оказавшись на руках у матери, что-то невразумительно, но радостно прогугукал.
– Бенни, – зашептала она, баюкая ребенка, – мой золотой мальчик, ты уж не сердись на маму, ладно? Твоя мама иногда бывает очень глупенькой… но это прошло, видишь, и теперь она тебя никогда не оставит…
– Ма-ма? – радостно пролепетала спавшая в соседней кровати и проснувшаяся от шума Люси.
Джоанна поспешила к дочери, не спуская сына с рук.
– Здравствуй, моя хорошая, – улыбнулась она, присаживаясь рядом, – все хорошо, засыпай, мама рядом.
Люси переползла чуть поближе к ней, схватила ее за руку и снова заснула, успокоенная присутствием мамы. Задремал и Бен, так ни разу и не заплакавший за время своего пробуждения.
В детскую влетел Энтони, проснувшийся и осознавший, что жены нет рядом с ним. Джоанна лишь подняла голову при его появлении и укоризненно прошептала:
– Что ты топочешь, как слон? Дети спят.
Энтони закусил губу, стараясь сдержать смех, и осторожно присел рядом с женой.
– Он просыпался? – спросил он, с любовью глядя на сына.
– Бен? Да, – кивнула Джоанна, – Люси тоже, но они оба уже снова уснули.
Энтони поднял брови:
– Бен?
Джоанна взглянула на него с необыкновенной серьезностью:
– А кто? Посмотри на него, милый, разве его не так зовут?
Энтони посмотрел… и согласно кивнул. Затем подумал еще немного и усмехнулся:
– Миссис Баркер будет в восторге.
***
Время текло быстро, вскоре после рождения Бена уже наступил следующий год и потек своим чередом. Это время было для семьи самым счастливым – они все были вместе, включая Энтони, который не отправился в новое плавание потому, что в него не отправился весь его корабль. Дело было в том, что на обратном пути корабль непременно должен был зайти в Лондон, ведь большая часть товаров привозилась именно туда, но в Лондоне уже несколько месяцев бушевала очередная эпидемия холеры, и корабли туда не совались. Вообще, эпидемия охватывала не только Лондон, а потому семья Хоупов пребывала настороже, боясь в первую очередь за детей. Однако их счастья это, в основном, не омрачало.
В одну из очередных поездок в центр Плимута за покупками, куда, ввиду последних новостей, Энтони ездил исключительно сам, предосторожности ради не выпуская женщин и детей из дома, с ним вместе поехали Аргус Пауэрс и его дочь, каким-то чудом сумевшая напроситься с ним. Энтони неодобрительно качал головой, узнав об этом:
– Рози, зачем тебе ехать? Это может быть опасно.
– Опасно? – фыркала Рози, – Энтони, слава Богу, до Плимута эпидемия еще не добралась, а если доберется, опасно станет не только в центре, но и на окраинах тоже, смысл прятаться? Ты сам Джоанну не берешь с собой просто потому, что она до сих пор слаба после болезни, но я-то здорова!
– Потому, что до сих пор бездетна и не замужем, – бурчал мистер Пауэрс, заслышав их разговор.
Рози закатывала глаза, хотя Энтони видел, что слова отца ее задевают. Рози, как и самому Энтони, было уже двадцать, но она так и не вышла замуж, отвергая те и так немногочисленные предложения руки и сердца, которые ей поступали. Мать Рози очень злилась на нее из-за этого, и грозилась выдать ее замуж, вообще не спрашивая ее мнения, что, в общем-то, было бы совершенно обычной вещью, но Аргус, искренне любивший единственную дочку и с детства баловавший ее, пока разрешал ей подумать самой. Однако и его терпение было не безгранично, и Рози боялась того дня, когда он согласится с матерью и выдаст ее замуж насильно.
Пока они ехали, Энтони попытался поговорить с подругой об этом, и та, тяжело вздыхая, призналась, что тоже, как и он когда-то, попросту мечтает о любви, которой теперь, когда Энтони остался ей только другом, у нее нет. Она была бы рада влюбиться, но у нее почему-то не получалось, а выходить замуж без любви, покуда у нее была возможность этого не делать, она не хотела.
Энтони и рад был бы утешить подругу, но понятия не имел, как это сделать. Его собственная жена, будучи на два года младше Рози, уже имела двоих детей, что было вполне нормальным явлением. Рози же, по сути, была старой девой, и, что самое главное, собиралась ею и оставаться. Все, что мог ей предложить Энтони, это заверения в том, что однажды она непременно встретит того самого человека, которого полюбит всем сердцем, и который полюбит ее в ответ. Рози лишь грустно вздыхала и усмехалась, но в усмешке ее совсем не было веселья.
Они приехали в центр и уже успели обойти несколько лавок, когда в городе внезапно началась паника. В одночасье заболели несколько сотен человек, больницы и изоляторы начали заполняться с бешеной скоростью. Энтони увидел одного из зараженных людей, бледного и испуганного, и в голове у него помутилось. Столько раз помогая Джоанне справляться с ее страхами, он совсем забывал о своих. Они не преследовали его в обычной жизни, но сейчас, здесь, среди поднявшейся суматохи, они вдруг снова нахлынули на него. Детские, размытые воспоминания о том, как хоронили его отца, исхудавшего и белого, как мел, о том, как он, будучи четырехлетним мальчиком, осознавал, что страшная болезнь попросту иссушила его, и он, моряк, умер от обезвоживания, волной нахлынули в голову юноши.