– Я искренне надеюсь, что это правда, – говорит мама. – Если это так, пожалуйста, продолжай в том же духе. Если это не так, что ж, у меня не будет другого выбора, кроме как отправить тебя в более эффективное место.
Реабилитация.
Вот что она имеет в виду. Отправить меня в какое-то учреждение в Малибу, в названии которого есть то ли слово «Обещание», то ли «Безмятежность», то ли «Надежда». Я была в таких местах раньше и ненавижу их. Вот почему моя мама всегда намекает на это, когда хочет, чтобы я вела себя хорошо. Это скрытая угроза, которую она никогда не хочет раскрывать полностью.
– Ты же знаешь, что я этого не хочу, – добавляет она. – Вездесущие журналисты обязательно прознают об этом, и, конечно, это будет не очень хорошая для нас реклама. И я не могу вынести мысли о том, что эти мерзкие сплетники оскорбляют тебя больше, чем ты того заслуживаешь.
Это одна из немногих вещей, в которых мы с мамой согласны. Сплетники действительно неприятные. И хотя называть то, что они делают, злоупотреблением – это слишком сильно, но они, безусловно, раздражают. Причина, по которой я изолировалась на озере Грин, а не в своей квартире в Верхнем Вест-Сайде, заключается в том, чтобы скрыться от любопытных взглядов папарацци. Они были безжалостны. Они пасли меня возле моего дома. Следовали за мной в Центральный парк. Следили за каждым моим движением, в надежде поймать меня с бутылкой в руке.
В конце концов, мне так надоело все это, что я зашла в ближайший бар, села снаружи с двойным старомодным стаканом и проглотила его залпом, пока дюжина камер щелкала. На следующее утро фотография этого момента появилась на обложке New York Post.
«Кейси бухает» – гласил заголовок.
В тот же день моя мать появилась у моей двери в сопровождении своего шофера Риккардо.
– Я думаю, тебе стоит съездить на озеро на месяц, не так ли?
Несмотря на то, что она сформулировала это как вопрос, по ее тону я догадалась, что выбора у меня нет. Было ясно, что это ультиматум; я поеду туда, хочу того или нет, что Риккардо отвезет меня и что мне не следует даже думать о том, чтобы зайти по пути в винный магазин.
И вот я в одиночной камере. Моя мать клянется, что это для моего же блага, но я знаю этому цену. Меня наказывают. Потому что, хотя половина того, что произошло, была не по моей вине, другая половина была целиком моей заслугой.
Несколько недель назад одна знакомая, редактирующая мемуары знаменитостей, предложила мне написать свои собственные.
– Большинство звезд считает, что очень важно оставить после себя мемуары, – сказала она.
Я сказала ей «да», я возьмусь за мемуары, но только в том случае, если название на обложке будет «Как стать кормом для таблоидов за семь простых шагов». Она подумала, что я шучу, и, возможно, так оно и было, но я все еще придерживаюсь этого условия. Думаю, люди бы лучше меня поняли, если бы я изложила свою жизнь, как инструкцию из «Икеи».
«Шаг Первый», конечно же, это быть единственным ребенком возлюбленной Лолли Флетчер, иконы Бродвея, и Гарета Грина, продюсера, довольно мягкого.
Моя мать дебютировала на Бродвее в девятнадцать лет. С тех пор она работает без перерыва. В основном на сцене, но также и в кино и на телевидении. YouTube тоже полон ее интервью на шоу Лоуренса Велка, шоу Майка Дугласа, Мэтча Гэйма и других известных и популярных шоу. Она миниатюрная, едва ли пять футов на каблуках. Вместо того чтобы улыбаться, она подмигивает. Эта ее манера стала ее визитной карточкой. Сначала она собирает «губки бантиком», как у Купидона, и выпускает свою первую стрелу, а затем летит в публику вторая стрела – блеск глаз орехового цвета. Признаю, на публику это действует гипнотически, поэтому многие от нее в восторге.
Моя мама талантлива. Безусловно. Она была и остается звездой старой школы. В расцвете сил Лолли Флетчер могла танцевать, играть и шутить, и была лучшей из лучших. И у нее был мощный певческий голос, который был довольно глубоким для такой маленькой женщины. Это тоже выделяло ее среди прочих.
Но вот маленький секрет моей матери: за звездным мерцанием, внутри ее крошечного тела, есть стальной хребет. Выросшая в нищете в угольном городке в Пенсильвании, Лолли Флетчер в раннем возрасте решила, что станет знаменитой, и что ее голос сделает это возможным. Она усердно работала, убирая студии в обмен на уроки танцев. Еще она работала на трех внеурочных работах, чтобы оплачивать услуги репетитора по вокалу, где тренировалась часами. В интервью моя мама утверждает, что никогда в жизни не курила и не пила алкоголь, и я этому верю. Ничто не могло помешать ее успеху.