И когда она добилась успеха, она продолжала много работать, изо всех сил, на изнурение, чтобы оставаться на звездном небосводе. Никаких поблажек Лолли Флетчер себе не давала и не пропустила ни одного выступления, передав свою роль какой-нибудь другой артистке. Неофициальным девизом в нашей семье было: «Зачем что-то делать, если ты не собираешься отдаваться по полной программе?»
Моя мать все еще отдается по полной своей программе каждый божий день.
Ее первые два шоу были организованы братьями Грин, которые были одним из лучших продюсерских дуэтов того времени. Стюарт Грин был прямолинейным пиарщиком. Гарет Грин был бледным и невозмутимым бухгалтером-счетоводом. Оба были очарованы юной Лолли. И все думали, что она выберет пиарщика. Но она не оправдала ожиданий и выбрала бухгалтера, который был на двадцать лет старше ее.
Много лет спустя Стюарт женился на хористке, и у них родилась Марни.
Через три года после этого я родилась у своих родителей.
Я была поздним ребенком. Моей матери шел сорок первый год, что всегда заставляло меня подозревать, что мое рождение было случайным, незапланированным. Что-то, чем она могла бы занять себя во время карьерного затишья, когда она была слишком стара, чтобы играть Элизу Дулиттл или Марию фон Трапп, но все еще находилась в нескольких годах от миссис Ловетт и Мамы Роуз.
Материнство было ей менее интересно, чем выступления. Через шесть месяцев она вернулась к работе над возрождением спектакля «Король и я», а я в буквальном смысле стала бродвейским ребенком. Моя кроватка стояла в ее гримерке, и я делала свои первые шаги на сцене, практически греясь в лучах сценического света.
Из-за этого моя мать предполагала, что я пойду по ее стопам. Собственно, она этого требовала. Я дебютировала на сцене, сыграв юную Козетту, когда она шесть месяцев играла в «Отверженных» в Лондоне. Я получила роль не потому, что умела петь или танцевать или была хоть немного талантлива, а потому, что это было предусмотрено контрактом Лолли Флетчер. Меня заменили через две недели, потому что я продолжала настаивать на том, что слишком больна, чтобы играть свою роль. Моя мать была в ярости.
Это подводит нас ко «Второму Шагу»: бунту.
После фиаско «Отверженных» мой уравновешенный отец ограждал меня от планов матери создать из меня звезду. Потом он умер, когда мне было четырнадцать, и я взбунтовалась, что для богатого ребенка, живущего на Манхэттене, означало пристраститься к наркотикам. И ходить в клубы, где можно было приобрести наркоту. И на частные вечеринки, где этой наркоты еще больше.
Я курила.
Я сплевывала.
Затем ложила конфету на язык и позволяла ей раствориться, пока не переставала чувствовать внутреннюю часть рта.
И это срабатывало. Несколько блаженных часов я не вспоминала о том, что мой отец умер, и что моя мать заботилась о своей карьере больше, чем обо мне, и что все люди вокруг меня были здесь только потому, что я заплатила за наркотики, и что у меня не было настоящих друзей. Кроме Марни. Но затем я возвращалась к реальности, просыпаясь в чужой квартире, где я никак не могла вспомнить, как сюда попала. Или в салоне такси, когда рассвет выглядывает из-за зданий вдоль Ист-Ривер. Или в вагоне метро, где бомж спит на сиденье напротив меня и блюет на мою слишком короткую юбку.
Моя мать изо всех сил старалась справиться со мной. Она тратила большие деньги, чтобы решить проблему, которой была я для нее. Она делала все то, что богатые родители пытаются делать с проблемными девочками. Школа-интернат, реабилитация и сеансы терапии, на которых я грызла свои кутикулы вместо того, чтобы говорить о своих чувствах.
Затем произошло чудо.
Мне стало лучше.
Ну, мне просто стало скучно, что привело к улучшению моего состояния. К тому времени, когда мне исполнилось девятнадцать, я уже так долго наводила беспорядок, что это стало утомительно. Я хотела попробовать что-то новое. Я хотела попробовать не быть слабым звеном. Я бросила наркотики, клубы, «друзей», которых завела на этом пути. Я даже проучилась семестр в Нью-Йоркском университете.
Там же произошел «Третий Шаг» – еще одно чудо.
Я занялась актерским мастерством.
Я никогда не собиралась идти по стопам матери. Выросшая в шоу-бизнесе, я не хотела иметь с ним ничего общего. Но вот в чем дело: это был единственный мир, который я знала. Поэтому, когда подруга по колледжу познакомила меня со своим отцом-кинорежиссером, который затем спросил меня, не хочу ли я сыграть небольшую роль в его следующем фильме, я сказала: «Почему бы и нет?»