И что на этот раз кто-то меня все же услышит.
Однако сейчас моя главная забота – вернуться на лодку. Я не догадалась захватить спасательный жилет и себе, и теперь мои броски замедляются, а сердце колотится, и я больше не чувствую своих ног, хотя я думаю, что они все еще двигаются под водой. А вода такая холодная, и я так устала. Настолько страшно, невыносимо устала, что на мгновение я подумываю взять спасательный жилет женщины и позволить ей дрейфовать в глубине.
Срабатывает инстинкт самосохранения.
Я не смогу спасти ее, если не спасу сначала себя, и, возможно, ее уже невозможно спасти. Но потом я снова думаю о Лене, который помер уже больше года назад, его скрюченное тело нашли на берегу этого же самого озера. Я не могу допустить, чтобы с этой женщиной случилось то же самое.
Так что я продолжаю грести одной рукой, а другой держать и вести за собой то, что, как я теперь уверена, является трупом. Я продолжаю плыть, пока лодка не приближается и не оказывается на расстоянии в десяти футах от меня.
Потом девяти.
Потом восьми.
Тело женщины рядом со мной внезапно содрогается. Шокирующий толчок. На этот раз я отпускаю ее, моя рука от удивления отдергивается.
Глаза женщины отрываются.
Она вдруг закашлялась. Ее кашель длинный, громкий, булькающий. Струя воды идет у нее изо рта и стекает по подбородку, а сопливая слизь течет от левой ноздри к щеке. Она вытирается и смотрит на меня в замешательстве, задыхаясь и в ужасе.
– Что сейчас произошло?
– Не волнуйся, – говорю я, вспоминая ее синие губы, ледяную кожу, ее абсолютную, нервирующую неподвижность. – Но я думаю, что ты чуть не утонула.
Никто из нас больше не произносит и слова, пока мы обе не оказались в лодке. У меня не было времени говорить, пока я карабкалась вверх по борту и не плюхнулась на дно лодки, как только что пойманная рыба. Вытянуть женщину на борт было еще труднее, она была бессильна. С моей стороны потребовалось немало усилий, чтобы она оказалась в лодке. В итоге я была слишком измотана, чтобы двигаться и тем более что-то говорить.
Но теперь, после нескольких минут тяжелой отдышки, мы сидим напротив друг друга, лицом к лицу, потрясенные всей этой ситуацией.
– Вы сказали, что я чуть не утонула, – не выдержала женщина и нарушила молчание.
Она завернута в клетчатое одеяло, которое я нашла под одним из сидений лодки, поэтому похожа на котенка, спасенного из сливной канализации. Избитого, уязвимого и благодарного.
– Да, – говорю я, выжимая воду из фланелевой рубашки. Из-за того, что на борту только одно одеяло, я остаюсь промокшей и замерзшей. Я не возражаю. Я же не тот, кто нуждался в спасении.
– Честно говоря, я даже подумала, что ты уже мертва, – продолжаю.
Под одеялом женщина вздрагивает.
– Боже мой.
– Но я была неправа, – добавляю, пытаясь смягчить ее очевидный шок. – Но поразительно. Ты вернулась к жизни сама. Я ничего не делала.
Женщина ерзает на своем месте, обнажая яркий купальник под одеялом. Тропическая расцветка. Это так неуместно для осени в Вермонте, что я задаюсь вопросом, как она вообще здесь оказалась. Если бы она сказала мне, что инопланетяне перебросили ее на озеро Грин с пляжа с белым песком на Сейшельских островах, я бы почти поверила.
– Тем не менее, я уверена, что умерла бы, если бы ты не спасла меня, – говорит она. – Так что спасибо, что пришла мне на помощь. Я должна была сказать это раньше. Ну, сразу.
Я отвечаю скромным пожатием плечами.
– Я не в обиде.
Женщина смеется и в процессе оживает, стирая все следы человека, которого я нашла плавающим в воде. Цвет вернулся к ее лицу – персиковый румянец, который подчеркивает ее высокие скулы, пухлые губы, карандашные брови. Ее серо-зеленые глаза большие и выразительные, а нос слегка изогнут – недостаток, который выглядит очаровательно на фоне всего этого совершенства. Она великолепна, даже съежившись под одеялом, вымокшая до нитки.
Она ловит мой взгляд и говорит:
– Кстати, я Кэтрин.
Только тогда я понимаю, что знаю эту женщину. Не лично. Мы никогда не встречались, насколько я помню. Но я все равно узнаю ее.
Кэтрин Ройс.
Бывшая супермодель.
Действующий меценат.
Ее муж – хозяин дома прямо за озером. В прошлый раз, когда я была здесь, дом пустовал, но потом его продали за пять миллионов долларов. Когда дом был продан зимой, он попал в заголовки газет не только из-за того, кто купил этот дом, но и из-за того, где он находился.