Джоэлю вдруг пришла мысль, как это здорово – не думать о Калле. Но он тут же поймал себя на том, что снова о нём думает, и опять попытался сосредоточиться на Молли.
Она сказала:
– Мы должны рвануть отсюда вместе.
И Джоэль ответил:
– Должны. Давай прямо сейчас, – и тут же испугался, что она скажет «да».
Она не сказала «да», вместо этого прозвучало:
– Сейчас, потом. WHENEVER [4].
И Молли опять превратилась в глупую шатающуюся куклу. В глазах не осталось ничего умного. Взгляд стал пьяным и тупым, как у коровы.
– Если я раньше не сдохну, – произнесла она со смехом, но это был уже другой смех.
Джоэль не засмеялся в ответ.
Он подумал, что, наверное, глобус пытался сказать ему именно это, когда указал на Уддвикен.
Очень может быть, что он никогда не выберется отсюда, потому что помрёт раньше, чем куда-то уедет.
– Если я раньше не сдохну, – как эхо прозвучал его голос.
Молли пристально смотрела на него. С отвращением. А потом её вырвало прямо на персидский ковёр из Китая.
В это же время на Старой улице
У Хелены не было привычки шпионить за собственными детьми. Она только хотела проверить, не осталось ли в комнате Джоэля грязной посуды, чтобы она могла отнести её на кухню. Никакой посуды там не оказалось, зато на полу валялся окровавленный носовой платок, и она повесила его на спинку стула.
Хелена принадлежала к той категории родителей, которые живут ради своих детей, но теперь, когда Джоэль и София стали старше и по вечерам пропадали где-то по своим делам, она чувствовала, что ей начинает не хватать их, и со страхом представляла, что будет, когда они уедут отсюда. София, конечно же, покинет этот город раньше своего младшего брата, но Хелену больше беспокоила мысль о том дне, когда уедет Джоэль. Он был её маленьким мужчиной-в-доме. Правда, теперь назвать его маленьким уже язык не поворачивался. За короткое время он чересчур сильно изменился. Теперь он казался озлобленным и неуправляемым.
Кстати, что там говорила София на днях за ужином?
Спроси Джоэля.
Но о чём его надо спрашивать?
Хелена задержалась в комнате, оглядываясь по сторонам: если ничего не трогать, то это не шпионство. Случайно увидеть что-то, что лежит прямо перед тобой, – это тоже не шпионство. Особенно если в голове больше нет никаких мыслей, кроме как о грязной посуде.
Хелена не увидела ничего предосудительного.
И тогда решила пошпионить.
Хелена просмотрела всё, что лежало на письменном столе, перерыла все ящики, обследовала каждый шкафчик, бюро и гардероб. С каждой новой находкой её беспокойство росло.
Одежда, которую она не покупала и купить которую было ей просто не по карману.
Куски жёлтой пластмассы, в которых она мгновенно признала обломки от плеера для проигрывания магнитофонных кассет – лёгкая спортивная модель восьмидесятых годов, которая не боялась ни дождя, ни сотрясений.
У неё самой был похожий, только она выбросила его в море, когда ей было шестнадцать и ей не разрешили поехать в Брайтон по программе языкового обмена.
Обнаруженные вслед за этим вещи заставили её позабыть обо всём. Наполненная водой бутылка из-под ликёра и сообщение о смерти Джонатана Андерссона.
Хелена удивленно отступила и случайно задела мышь на столе. Компьютер ожил – на экране был открыт какой-то документ.
Дом напротив
Джоэля Лундмарка
ученика 7 класса
школы г. Уддвикена
Хелена склонилась к экрану и начала читать.
Конец вечеринки
Комната Молли, вся розовая и очень милая, походила на игрушечную комнатку для Барби, только увеличенную до человеческих размеров.
Пока хозяйка комнаты лежала на кровати в позе зародыша в утробе матери, Джоэль изучал полку с сувенирами, привезёнными со всех уголков планеты. Пальцы блуждали по флажкам, маленьким фигуркам в национальных костюмах, кусочку Берлинской стены, миниатюрным Эйфелевой башне и статуе Свободы.
– Ты была во всех этих местах?
– Это папа, – пробормотала Молли сонным голосом.
Джоэль взял матрёшку из России. Она скрипнула в его руках.
– Он много ездит?