И тут Джонатан ответил:
– Чего?
У Джоэля в груди ухнуло сердце. Он впервые услышал голос Джонатана, и его поразило сходство этого голоса с его собственным.
Джонатан продолжал сидеть спиной к камере.
– Ответь-ка, каково это, когда твоему старшему брату исполняется шестнадцать?
– Понятия не имею.
– Джонатан?
Джонатан повернулся.
– Что? – спросил он и посмотрел прямо на Джоэля.
– Вот и ты! – воскликнул Торбьёрн.
Вот он, Джонатан Андерссон. Рыжие волосы и чёлка, закрывающая один глаз. Выглядит как самый обычный подросток – самоуверенный, надутый и одновременно скучающий.
– Привет, – сказал отец с улыбкой в голосе. Часть его руки попала в кадр, когда он помахал сыну.
– Ну и что ты делаешь? – устало поинтересовался Джонатан таким тоном, будто вопрос был не о том, «что ты делаешь прямо сейчас», а о том, «что ты делаешь со своей жизнью вообще», но Торбьёрн выбрал первый вариант, более конкретный и понятный.
Он бодро ответил:
– Твоя мама уже несколько раз задавала мне этот вопрос, и я каждый раз отвечал. Вам двоим, заметь. Иногда вы, правда, так похожи, словно один человек.
– Не можешь убрать эту камеру отсюда? – вздохнул Джонатан.
– Сначала оставь своему брату поздравление с днём рождения.
– А разве не достаточно будет поздравить его, когда он проснётся?
– Сейчас тоже давай, – настаивал Торбьёрн. И когда Джонатан ничего не ответил, добавил: – Ну же, придумай что-нибудь.
Джонатан уставился в пол, размышляя. Он вдруг криво улыбнулся, но, когда поднял голову, лицо его было серьёзным. Он помолчал несколько секунд, и Джоэль почувствовал, как окаменела рядом с ним Элизабет. Она, должно быть, сотни раз видела эту запись и знала, что будет дальше. Джоэль наклонился ещё ближе к экрану.
– Ну здравствуй, дорогой брат, – сказал Джонатан в камеру и сделал маленькую паузу. – Если ты сейчас это смотришь, значит, я уже мёртв…
– Джонатан! – воскликнула Элизабет, и Джоэль засомневался, какая из Элизабет вскрикнула, из прошлого или из настоящего. Джонатан среагировал на голос, и Джоэль понял, что это была Элизабет из прошлого.
Джонатан, хоть и старался, больше не мог оставаться серьёзным. Когда он продолжил, его голос булькал от едва сдерживаемого смеха.
– Мне грустно, что я больше не могу ничего сделать. Теперь тебе придётся продолжать борьбу с пришельцами в одиночку. Я только надеюсь, что, умирая, мне удастся ещё многих забрать с собой на тот свет.
Элизабет шлёпнула его тряпкой для посуды, и Джонатана прорвало от долго сдерживаемого смеха.
– Ай! Помогите! Они атакуют. Я не знаю, сколько я ещё продержусь.
В воздухе опять появилась тряпка, и он притворился тяжелораненым.
– Они убили меня! Эти твари убили меня! Я сейчас умру. Я умираю.
Он сполз по ножке стола, изображая умирающего.
– Их слишком много. Они приближаются… Спасайся сам, братец. Спасайся. Спасайся…
Булькающий звук напоследок – и Джонатан перестал двигаться.
Камера поймала в кадр лицо Элизабет, на нём была написана смесь раздражения и удовольствия.
– Представление окончено, – констатировала она. – Теперь выруби эту чёртову камеру.
Торбьёрн пробурчал что-то неразборчивое, и в кадре появился кухонный пол.
А потом снова началась муравьиная война.
Джоэль довольно долго сидел молча. Элизабет тоже.
– А что вы делали? – спросил он наконец.
Вместо ответа Элизабет подошла к телевизору и выключила его. Она стояла к нему спиной, и Джоэль мысленно спросил себя, что она пытается скрыть, пряча от него своё лицо.
– Что вы делали на кухне? – повторил он.
Если на её лице и были написаны какие-то эмоции, то, когда она повернулась к нему, от них не осталось и следа.
– Пекли, – ответила она. – Шоколадный торт.
– Бисквит в шоколадной глазури?
Элизабет покачала головой.
– Тогда с начинкой из шоколада? – спросил он.
– Нет.
– Значит, облитый шоколадом?
Она кивнула.
– А в чём разница?
– Это старый рецепт, который из поколения в поколение передавался в нашем роду. Я получила его от своей бабушки.
– А ты научишь меня, как его делать?
Джоэль стоял у разделочной доски и резал шоколад, совсем как Джонатан, когда его отец вошёл на кухню с видеокамерой. Совсем как Джонатан, Джоэль стоял спиной к дверному проёму. Ему было весело притворяться, будто его снимают.