Я сглатываю, когда лицо Лора появляется у меня перед глазами, а затем сглатываю снова, когда вспоминаю, как он сказал мне, что он скорее прожил бы тысячу лет без трона, чем день без меня. При этом воспоминании желание снять заклятие шаббианцев и воронов пропадает. Если я не найду другого способа, тогда, возможно, я снова подумаю об этом, но я слишком эгоистична, чтобы покончить со своей жизнью.
Данте выдувает воздух из уголка губ.
— Разблокируй уже её чертову магию, стрега, и объяви нас мужем и женой.
Мои ноздри раздуваются.
— Я не выйду…
— Отрубить язык моряка железным клинком! — кричит Данте.
— НЕТ!
Над моей верхней губой выступают капельки пота.
— Не трогай его. Я согласна.
Он толкает меня в сторону Мириам.
— Разблокируй её магию.
— Сначала брачное заклинание, Маэцца, так как освобождение её магии потребует много моей крови и энергии.
— Разве вы не должны разблокировать мою магию до окончания полнолуния? — говорю я так быстро, что слова сливаются друг с другом. — Лучше тогда начать с этого.
Глаза Мириам странного цвета изучают меня, после чего она переводит взгляд на Юстуса. Она не говорит с ним вслух, но я чувствую, что между ними происходит беззвучный диалог. Неужели это действительно так? Санто Калдроне, что если голос Данте начнёт звучать в моей голове? Что если он заменит собой голос Лора?
— Я настоятельно рекомендую начать с брачного заклинания, Маэцца. Это займёт всего минуту.
— А это вообще сработает, если её магия не разблокирована? — Данте смотрит на Мириам из-под опущенных бровей.
— В ней течёт шаббианскя кровь, Ваше Величество.
— Хорошо. Давайте с этим покончим.
Она кивает.
— Тебе также стоит подойти ближе, так как мне придётся нарисовать магический знак на ваших руках.
Тело Данте напрягается. Несмотря на всё его желание сделать меня своей, он, кажется, не очень-то хочет подходить слишком близко к колдунье.
Пока он таращится на пальцы Мириам, которые скоро покраснеют от её магии, я начинаю ломать голову в поисках выхода из этого брака. Единственное, что приходит мне на ум, это упасть в обморок. Это неидеальное решение, но я вспоминаю, как Фибус упал на пол, точно мешок с картошкой, в тот раз, когда у Сибиллы впервые пошли месячные и запачкали её платье. Он думал, что она умирает от раны, нанесённой железом в нижнюю часть её тела. Его глаза закатились к небу, а тело обмякло точно переваренная макаронина.
Несмотря на то, что я не стремлюсь получить сотрясение мозга, я решаю попробовать и, задыхаясь, говорю:
— Мне нехорошо.
Упав на пол, я притворяюсь мертвой.
— Вставай, Фэл.
Нет. Ни за что. И когда отвратительный запах гниющих зубов ударяет меня в лицо, я притворяюсь ещё более мёртвой.
— Может ли Мириам провести обряд, пока Фэллон без сознания?
Злость пронзает моё тело, заставляя меня сжать челюсти, а мою грудь — окраситься гневным румянцем.
— Да, — говорит Мириам.
Чёрт бы тебя побрал, мегера. Мало того, что меня сейчас выдадут замуж за психопата с галитозом, помешанном на власти, так ещё я, оказывается, понапрасну заработала себе новую шишку на голове.
Чьи-то руки подхватывают меня, но их тут же заменяют другие руки — с более короткими и шершавыми пальцами.
— Я подержу её, Маэцца. Ваши руки должны оставаться свободными.
Ну, конечно же, мне на помощь пришёл Юстус Росси. Ведь он ждёт не дождётся выдать меня за своего короля.
Мне очень хочется продолжить разыгрывать из себя тряпичную куклу ещё какое-то время, так как мне больно смотреть на то, как Данте лишает меня очередной свободы, но мои веки поднимаются.
— А-а. Тебе уже лучше, мойя?
— Нет, — огрызаюсь я.
И ухмыляясь, как безумец, в которого он превратился, Данте спрашивает:
— Готова стать моей, Заклинательница змеев?
Я наклоняю голову, и хотя нонна учила меня не провоцировать чистокровок, я не могу сдержаться и издаю шипение:
— Я никогда не стану твоей.
— Позволь мне выразиться иначе.
Голубые глаза Данте враждебно вспыхивают.
— Ты готова к тому, что твоя кровь станет моей?
— Да, пожалуйста! Моя кровь всё равно бесполезна.
Кожа на его виске начинает подёргиваться из-за пульсирующего нерва, и он переводит внимание на Мириам.