По приказу Данте шестеро его двойников устремляются в тёмную часть грота.
А затем в пещере раздаётся скользящий и царапающий звук, похожий на звук мела, которым ведут по доске.
Скррр.
Скррр.
Скррр.
— Черт побери, Фэллон, используй свою кровь и освободись!
Резкий голос Бронвен заставляет меня оторвать взгляд от кожаных ремней, натянутых поверх расправленных металлических крыльев моей пары.
— Давай же, девочка!
Она встаёт, но ублюдки привязали её путы к дышлу саней, поэтому она снова падает на деревянную лавку.
— Давай же.
Я погружаю пальцы в рану на ноге и начинаю рисовать кровью на звеньях цепи.
— Бронвен, если Лор убьёт меня, не желая того, он всё равно потеряет свою человечность?
Я знаю, что говорю на шаббианском, и не только потому, что с моих губ слетают шипящие звуки, но также потому, что оба Данте смотрят на меня, прищурившись, а затем обмениваются взглядами.
От которых мои пальцы и сердце замирают.
Таво разворачивается на пятках и кладёт ладонь на рукоять меча.
Когда он вынимает его из ножен, я кричу:
— Бронвен, отрасти лиану! Таво идёт…
Данте зажимает мне рот рукой, заглушая мой голос, но я знаю, что она услышала меня, потому что её глаза становятся шире и бледнее.
Давай же, Бронвен. Давай…
Я начинаю ещё быстрее рисовать кровью на цепях.
— Фтафь её, и я зключу ф тобой фделку, — кричу я ему в ладонь. — Фвми обоими. Тлько фтафьте её.
Таво оглядывается на Данте.
Пожалуйста, пусть их жадность окажется сильнее жестокости.
Пожалуйста…
Чёрные сережки-гвóздики, обрамляющие огромные уши Данте, блестят, напоминая его единственный зрачок.
— Мне не нужны сделки. Как и она.
И не успеваю я сделать следующий вдох, как Таво бормочет:
— Буонотте, Бронвен.
И делает взмах мечом.
ГЛАВА 82
Я в ужасе наблюдаю за тем, как стальной меч Таво пронзает шею Бронвен и выходит с другой стороны.
Это не может происходить на самом деле. Должно быть, это какой-то очередной трюк. Ещё одна иллюзия.
Бронвен не может умереть.
И когда я начинаю думать, что Таво уже некуда падать в своей жестокости, он вытирает лезвие меча об её платье.
О, боги.
Я не перестаю моргать.
И сглатывать, раз за разом.
Святой Котёл, это не может происходить на самом деле.
Она видела, что мы выйдем из этой войны победителями.
Подумать только, я столько раз желала ей именно такой судьбы. А сейчас я бы отдала всё что угодно, чтобы вернуть её. Но её нельзя вернуть.
О, когда Киан очнётся и поймёт, что его пары больше нет…
Мой желудок сжимается, и к горлу подступает тошнота, но я крепко стискиваю зубы и продолжаю пилить свои путы, как безумная.
Щёлк.
Натяжение цепей ослабевает.
Я собираю ещё больше крови, просовываю пальцы в дырку, которую проделал в моих кожаных штанах Данте, и рисую единственный знак, который, как мне кажется, даст мне шанс спасти всех остальных.
И пока Данте смотрит на своего друга-психопата, который возвращается к нему с самодовольным выражением лица, я исчезаю из виду, а затем сбрасываю своё тело с ледяного алтаря. Я крепко зажмуриваюсь, когда врезаюсь в твёрдую землю. Цепи громко гремят.
И пока фейри не успели обогнуть кусок льда и проткнуть меня, я заваливаюсь на бок и начинаю катиться до тех пор, пока вся цепь не разматывается, а моё тело не освобождается.
Данте кричит своим людям, чтобы они нашли меня.
Они бросают ремни, которыми опутаны крылья моей пары, и бегут вокруг ледяного разделочного стола, на котором они меня держали. Двое из них, должно быть, наступают на цепь, потому что спотыкаются. Один из них заваливается вперёд, а другой ударяется лбом об острый выступ и падает. Оба теряют сознание, но, к сожалению, только у одного из них начинает идти кровь.
Не то, чтобы кровоточащие раны на голове могли убить этих ублюдков. Мне нужен меч и желательно железный. Внимательно следя за тем, чтобы не наступить на цепь, я поднимаюсь на ноги, и, не обращая внимания на гудящие мышцы ног, на цыпочках иду к упавшим солдатам.
Когда я забираю из неподвижных пальцев окровавленного фейри обсидиановый меч, он становится невидимым из-за моего прикосновения. Мерда.
— У неё оружие! — орёт Данте.
Я поднимаю руки, намереваясь вонзить меч в горло мужчины, лежащего без сознания, как вдруг мой рукав обжигает пламя, которое пожирает шерстяную ткань. Я взвизгиваю и роняю меч. Каменное лезвие гнётся, крошится и становится короче, но остаётся достаточно острым и опасным.