— ФЭЛЛОН!
Я, должно быть, издаю крик, потому что мои губы сильно растягиваются, в ушах появляется пульсация и боль, но не та боль, которая разрывает мои внутренности точно когти воронов.
Мои колени подгибаются, и мне кажется, что я вот-вот упаду и расплавлю лёд, но меня держат сильные руки. Они обхватывают меня за талию, а затем… проходят прямо сквозь неё.
И следующее, что я чувствую — это то, как я ударяюсь обо что-то острое. Гигантская сосулька пролетает мимо меня и врезается в… в землю.
В землю, которую я больше не чувствую под ногами.
О, боги, я… я…
Лечу.
Я моргаю, чтобы избавиться от льдинок, которые застилают мне глаза, а затем перевожу взгляд на лицо Лора, которое смотрит на меня снизу вверх. Его глаза сверкают, а губы приподняты в улыбке.
«Ты летишь, птичка. Мой зов, должно быть, порвал путы, которыми была связана твоя воронова сущность».
Я смотрю по сторонам и обнаруживаю, что вместо рук у меня — два огромных чёрных крыла. Я начинаю махать ими с таким энтузиазмом, что врезаюсь в другую сосульку. Мерда. Focá. Из меня также вырываются и другие ругательства, которые, в кои-то веки, забавляют Лора.
Я лечу.
Твою мать, я лечу.
Когда осознание этого постепенно доходит до меня, это похоже на тёплую воду, которой плеснули на замерзшую кожу и которая расплавляет иней, оставленный недавней битвой. Моё сердце раздувается от эмоций, и мне кажется, что у него тоже выросли крылья.
Святой котёл, я умею летать. Я могу превращаться в дым. Я могу проходить сквозь стены. Вообще-то я и так уже умела это делать, но теперь я могу растворяться в воздухе. В воздухе!
Снаружи раздаётся карканье, отчего гора снова сотрясается.
Лор с трудом сглатывает, и его сверкающие глаза начинают слезиться.
«Ты плачешь?»
Уголки его губ приподнимаются всё выше и выше.
«Что?»
«Я исполнил твоё желание, любовь моя».
Несмотря на то, что мой клюв не может растягиваться, я улыбаюсь. У меня есть клюв. Я сгибаю ногу и осматриваю свои смертоносные когти. Железные когти. Я заворожена точно так же, как в тот день, когда моя рука прошла сквозь предмет под воздействием магии моей крови.
Неожиданно в стене из снега, которая загородила вход в пещеру, появляется гигантская дыра. Яркие и восхитительные солнечные лучи проникают внутрь вместе со свежим воздухом, который уносит с собой запах смерти. Внутрь влетают два ворона, но моё внимание привлекают люди, которые стоят снаружи.
А в особенности один из них.
Принц Константин.
— Мы решили, что вам может понадобиться помощь, Рибав.
Он обводит взглядом мёртвые тела.
— Но, как вижу, вы и так уже со всем разобрались.
— Спасибо, что пришёл, — Лор наклоняет голову и спрашивает у меня.
«Ты потребовала исполнения условий вашей сделки?»
«Нет».
Я, должно быть, сложила крылья, потому что тут же врезаюсь в землю у ног Лора и издаю стон.
Улыбнувшись, Лор приседает на корточки и обхватывает мою голову руками. Ой. Он поглаживает мои щёки, проводя большими пальцами рук по моим чёрным перьям.
— Дочка, — хриплый голос моего отца заставляет меня резко повернуть голову в его сторону.
«Осторожнее, любовь моя. Твои губы теперь острые, как лезвие».
Улыбка Лора становится ещё шире, и хотя за той единственной слезой, которая стекла по его суровому лицу, больше не скатывается ни единой слезинки, его глаза продолжают блестеть.
«Возвращайся ко мне».
«Хорошо».
Я перевоплощаюсь в человека так же быстро, как я превратилась до этого в птицу, поэтому я плюхаюсь на пол, ударившись копчиком об лёд, и испускаю очередной стон.
Издав резкий смешок, Лор поднимает меня на ноги.
«Ты совсем скоро привыкнешь к своему новому обличью».
Мой отец отталкивает плечом Лора и повторяет всё то же красивое слово, которое соединяет наши сердца и души: «Дочка».
Это так забавно. Я вряд ли слышала, чтобы Кахол когда-нибудь произносил его на люсинском, а сейчас он сделал это уже дважды.
— Твой отец говорил на нашем языке, любовь моя. Как и я сейчас.
Я не должна испытывать шок. Ведь я заговорила на шаббианском ещё до того, как Мириам раскрасила меня кровью, но заявление Лора сбивает меня с ног, в фигуральном смысле этого слова.
Я могу говорить на языке воронов.
Я начинаю смеяться, и моя радость эхом отражается от каждого угла этого огромного ледяного храма. Но затем раздаётся другой звук — низкий надрывный крик.
Мой рот закрывается, и я начинаю сгорать от стыда из-за того, что позволила себе это чувство радости.
За то, что позволила себе на мгновение забыть о смерти, которую я навлекла.
Мой отец, должно быть, понимает, что стало причиной криков Киана, потому что он превращается в дым и устремляется к своему брату, стоящему на коленях.
— Ш-ш, — Лор сгребает меня в охапку. — Это не твоя вина, любовь моя.
Я утыкаюсь лицом в изгиб его шеи, в то место, где заканчиваются его доспехи, и вдыхаю запах своей пары до тех пор, пока он не заполняет некоторые дыры, образовавшиеся в моём сердце.
— Не могли бы мы уже найти рунический камень и уйти отсюда? — говорю я тихим голосом, впитавшим боль моего дяди.
— Росси только что забрал его из саней, — бормочет Лор и испускает глубокий вздох. — Он оказался довольно полезным, не так ли?
— Ты наконец-то потеплел к нему?
Он хмыкает почти беззвучно.
— Он выдал тебя замуж за другого мужчину.
Я резко отрываю голову от груди Лора, поднимаю руку и начинаю вращать её из стороны в сторону. Моя ладонь чистая и розовая. Она больше не обезображена ненавистной мне отметиной, которая соединяла меня с человеком, который умер, войдя в историю психопатом, а не легендой.
Лор сжимает мое запястье и подносит мою руку к губам, после чего оставляет поцелуй по центру моей ладони.
«Моя».
«Я всегда была твоей».
«Но теперь ты принадлежишь только мне».