Он выглядит ещё более разбито, чем мы с Кахолом, несмотря на то, что его пара находится в безопасности наших стен.
— Лор?
Его тёмные глаза опущены в пол и сверлят взглядом покрытые грязью сапоги, в которых он переминается с ноги на ногу.
— Что ещё за новости ты нам принёс, Киан?
Когда его веки опускаются, моя кожа покрывается мурашками.
— Бронвен нужно с тобой поговорить.
— Она что-то увидела? — спрашивает его брат.
Киан хватается рукой за шею и прикусывает губу. Когда он так и не поднимает на меня взгляд, мои конечности холодеют.
— Святая Морриган, это была она, — бормочет Кахол. — Это она дала моей дочери обсидиановый порошок.
— Мне жаль, Лор, — хрипло произносит он. — Я только что об этом узнал.
Я превращаюсь в дым и несусь по тёмным коридорам своего замка в сторону его комнаты, которую он делит с женщиной, которую я собираюсь стереть к чертям с лица земли. Я нахожу её сидящей у потрескивающего огня. Она раскачивается в кресле, которое принёс на своей спине Киан из заброшенного дома в лесу, который она называла домом на протяжении пяти веков.
Несмотря на то, что Бронвен худая, деревянное кресло скрипит под её весом.
— Перед тем, как ты вцепишься в меня, Морргот, тебе надо меня выслушать.
Я ненавижу, когда она называет меня Ваше Величество, потому что это переносит меня в то время, когда её отец был моим генералом, а мы с ней ещё не были друзьями. А были ли мы вообще с ней друзьями? Друг не стал бы травить мою пару и не отвёл бы её к моему врагу.
Моё сердце напоминает кусок пирита, по которому ударили кремнем.
— Говори, — рычу я.
Она обращает свои белые глаза туда, где стою я, сложив руки на груди, покрытой окровавленными доспехами. Я так и не снял их после резни в долине. Но опять же, у меня не было в этом необходимости, так как я не спал, не мылся, не ел и даже, мать его, ни разу не присел. Всё, чем я занимался, это бродил по каменным коридорам и летал в грозовом небе.
Дверь комнаты распахивается.
— Лор… пожалуйста.
На конечностях Киана всё ещё виднеются перья, когда он подходит к своей паре, чтобы защитить её от моего неминуемого гнева.
Несмотря на то, что все вороны могут превращаться в дым, никто из них, кроме меня, не может долго удерживать эту форму.
Кахол заходит в комнату следом за своим братом. Его лицо искажено точно такой же яростью, что наполняет сейчас мои вены.
— Как ты посмела сделать это за нашими спинами, Бронвен!
— Помнишь, я рассказывала, что шаббианцы наблюдают за нами, Лор?
Её руки падают на колени, на квадратный сверток, завернутый в ткань, спрятанный в складках её красного платья. Продолжая раскачиваться в кресле, она начинает разворачивать его.
— В тот день, когда Антони и его друзья покинули Небесный замок.
— Я ничего не забываю, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Киан сжимает её плечо. Он делает это для того, чтобы она продолжала, или чтобы напомнить ей о своём присутствии? О чём это я? В отличие от нас, бедняг, их мысленная связь не прервалась.
— Я сказала Фэллон, что не знаю, кто использует мои глаза.
Веки Киана опускаются, а в уголках глаз появляются морщинки. Это стыд или волнение? Я не могу понять.
— Кто? — произношу я густым, как смог, голосом, который разрезает прохладный воздух точно молния.
Она отгибает в сторону одну из складок ткани, а затем ещё одну.
— Мириам.
Я резко смотрю на её лицо при звуке этого ужасного имени.
Тишина. Она звенит, заполняет и отравляет всё вокруг.
— Она наблюдает уже довольно давно. Она начала использовать мои глаза, когда Фэллон была ещё малышкой. Мириам наблюдала за тем, как она росла. Меня начало беспокоить её внимание, хотя я знала, что она находится в темнице Регио. А особенно после того, как Зендайя…
Её глаза блеснули точно лёд, который заковывает горы Монтелюс в разгар зимы.
— После того, как Дайя перестала за ней наблюдать.
Она отогнула ещё несколько складок ткани, что заставило меня снова перевести взгляд на её колени. Что, чёрт возьми, там было такое?
— В течение всех этих лет я множество раз просила Котёл ответить мне — станет ли Мириам помехой на пути Фэллон, но её судьба оставалась неизменной, и хотя беспокойство не покидало меня, я перестала мучить себя образами будущего, в котором вороны не возвращают себе Люс.
Мои лёгкие уже начали болеть из-за того, с какой силой я сдерживаю каждый вдох, прежде чем выпустить его наружу.
— Котёл не всегда оказывается прав!