«Не по прямой. Я повернул не туда».
«Как? КАК?»
Ответа не было.
Оставалось только продолжать идти. Один из коридоров рано или поздно должен вывести меня обратно в главную галерею. Мальвейль был большим, но не бесконечным. И все же я не мог избавиться от впечатления, что погружаюсь все глубже и глубже в лабиринт залов и коридоров, который оказался больше, чем космический линкор. Я не мог даже найти ни одной комнаты с окнами. Я оказался в каменной паутине, и когда я дойду до ее центра, Мальвейль пожрет меня.
- Нет, - сказал я вслух. – Это просто глупая бессмысленная фантазия.
Слова глухо прозвучали во мраке, едва слышные и лишенные силы. Тьма словно сгустилась вокруг меня. И потом, будто дождавшись моей слабой попытки нарушить тишину, снова раздался детский смех.
Во рту у меня пересохло. Смех слышался откуда-то позади, и я представил детей, глядевших на меня из-за полузакрытой двери, их улыбки были слишком широкими и мертвенно-холодными. И слышался лишь смех. Клострум, казалось, был целую жизнь назад, вопли и кровь его жертв стали вдруг будто мучениями чьей-то другой души, кого-то, кого я мог знать, но кем я больше не был.
Я не мог притворяться, что смех был плодом моего воображения.
Но я должен был считать, что это так. Я мертвой хваткой держался за версию, что это всего лишь моя усталость.
Я вошел в другой коридор, такой же незнакомый мне, как и остальные. Я шагал быстрее, стараясь уйти от этого смеха. Но смех следовал за мной. Дети, которые не могли быть настоящими, всегда будто прятались за углом, из-за которого я только что вышел, или за дверью комнаты, мимо которой я только что прошел.
- Катрин! – позвал я, смирившись со своим унижением. – Зандер! Я, кажется, заблудился! Вы слышите меня?
Мне ответил лишь смех позади. А потом…
- Отец? – раздался вдруг голос Катрин. Катрин, которая была ребенком.
Я обернулся. Она была здесь, такой, как я помнил ее, какой я знал ее. Женщина, которая спала в комнате этажом выше, была чужой для меня. Она лишь очень слабо напоминала мою дочь, которую я помнил – настолько слабо, что могла быть кем-то другим. Здесь, передо мной, была моя маленькая дочь. А позади нее, выглядывая из-за двери и зажимая рот, чтобы не рассмеяться, стоял Зандер, такой, каким он остался в моем сердце. На их лицах было хитрое озорство, но они смотрели на меня с любовью, которую я тоже помнил, и которую моя душа хранила все эти долгие годы разлуки.
Я улыбнулся в ответ и шагнул к ним.
- Мейсон!
Крик Элианы заставил меня оглянуться через плечо. Но там никого не было. А когда я снова повернулся к детям, то пропали и они. Я с опозданием осознал, что их и не могло здесь быть.
- Мейсон! – снова послышался голос Элианы.
Я опять повернулся и едва не столкнулся с дверью в библиотеку. Но мгновение назад ее здесь еще не было. Я знал, где в Мальвейле находится библиотека.
«Это просто темнота, и трудно разглядеть, куда идешь, вот и все».
И все же я мог поклясться, что там, где сейчас была дверь, еще секунду назад тянулся коридор.
- Мейсон! – крик раздался снова, в голосе Элианы звучало отчаяние.
Я бросился в библиотеку. Элианы там не было, потому что ее и не могло там быть, потому что все эти голоса звучали только в моей голове. Как будто некий внешний импульс позвал меня к полке, где я нашел дневник Элианы прошлой ночью.
Он снова был здесь, среди томов хроники мучеников Солуса. Я оставил его в своей спальне, и все же он был здесь, ожидая, когда я найду его во второй раз. Я взял дневник, и он не исчез в моих руках. Он не был галлюцинацией. Он был настоящим. Холодным, как лед, и тяжелым, как проклятье.
Я нашла цель в этом доме. Теперь у меня есть направление. Я знаю, что это мне поможет. Но меня беспокоило не только отсутствие цели. Полагаю, что я ощущала его лишь как один из симптомов, вызванных громадной пустотой Мальвейля, пустотой, которая усугубляется, потому что я здесь одна. Карофф и слуги работают здесь только днем, когда меня нет. И лишь в недолгое время вечера в стенах дома слышны иные голоса кроме моего. Но даже когда слуги здесь, мы существуем в слишком разных сферах. У меня нет никого, с кем я могла бы поговорить. Я одинока. Но если я смогу справиться с чувством бесцельности, это поможет мне бороться и с одиночеством.
Одинока. Когда я пишу это слово, кажется, я проявляю слабость. Но притворяться, что это не так, значит проявить еще большую слабость. Я не испытывала этого чувства до того, как переехала в Мальвейль. Наверное, это размеры дома и его пустота заставили меня признаться себе, насколько я одинока. В Центральном Вальгаасте, среди густонаселенных районов города, я могла притворяться, что не одинока. Но здесь, ночью, я воистину одна.