Я понял, что именно это я и делаю, и понимание этого помогло отринуть дальнейшие поводы избегать ее.
Я направился к башне, зажигая по пути все канделябры и люмены. Там, где мог быть свет, я зажигал его. Он был желанным союзником. Но это был слабый союзник. Когда я дошел до двери в Старую Башню, тени вокруг тянулись ко мне, и, словно волны, захлестывали порог. Они упорно не хотели уходить.
Я погрузился в тени и открыл дверь. Внутри меня ждал тот же застывший вихрь из хлама. Я нес с собой фонарь, и когда включил его, его луч показался очень маленьким и узким, всего лишь осколком света. Но теперь я мог видеть в темноте лучше, чем раньше. И здесь не было окон. Не было разницы, прийти сюда днем или ночью. Это был дом тьмы.
Элиана спускалась вниз. Я тоже должен был спуститься.
Я шагал вниз по ступеням, холодный сквозняк изгонял тепло из моего тела. Ступени были закругленными и неровными от времени. Их вид был странным. Я ожидал увидеть углубления в середине каждой ступени, вытоптанные за столетия проходившими по ним ногами. Но вместо этого углубления были на одной или другой стороне каждой ступени, иногда на обеих сторонах. Некоторые ступени выглядели так, словно какая-то огромная масса вдавила их с одной стороны, и камнебетон казался оплавленным. Идти приходилось медленно и осторожно. Несколько раз я едва не падал. Поверхность ступеней была скользкой, словно покрытой слизью, хотя на самом деле она была сухой.
Я представлял себе, как падаю и качусь по ступеням вниз и вниз, ломая кости, и изломанный и беспомощный лечу в ожидавшую меня пропасть. Там я буду ожидать смерти, эхо изуродованных останков Элианы. Меня долго не найдут. Может быть, никогда. Я исчезну, проглоченный Старой Башней и ее тайной.
Что бы ни сделал Деврис, это было сделано здесь.
Спускаясь и останавливаясь на каждой ступени, я направлял луч фонаря на гигантскую груду хлама. И хотя я двигался медленно, этого было достаточно, чтобы создать иллюзию, будто застывший вихрь мусора медленно вращается, поднимаясь из глубин, словно некий ужасный двигатель, включившийся в сердце Мальвейля. И чем дальше я спускался, тем больше этот вихрь притягивал мой взгляд. Мне пришлось задерживаться еще дольше на каждой ступени и прикладывать усилие, чтобы смотреть, куда я иду. И хотя мой взгляд все время отвлекался на эту грандиозную свалку, оставленную моими предками, я не мог заметить в ней ничего полезного. Элиана писала, что тайны Мальвейля специально попадались ей на глаза. А от меня они прятались.
Вероятно, я спустился на глубину уровня подвалов в более новой части дома, когда заметил движение. Настоящее движение, не иллюзию. Легкое колыхание в сквозняке, которого не могло здесь существовать. Я приблизился, на лбу выступил холодный пот. В куче хлама я увидел красивый узор, ярко-красный на темно-синем. Цвета перьев птицы патаарки.
Головной убор Адрианны Вейсс.
Внезапный порыв ветра всколыхнул перья, едва не сбив меня с ног. Он был сильным и коротким, словно взрыв смеха, а после утих.
Головной убор стоял на перевернутом комоде. Я медленно потянулся к нему, почти ожидая – и надеясь – что он исчезнет, как только я попытаюсь прикоснуться к нему. Прикосновение перьев к моим пальцам было невыразимо нежным и… одиноким. У меня перехватило дыхание. Рыдания застряли в горле, тяжелые и мучительные, словно камень.
Моя рука конвульсивно вцепилась в головной убор, я выхватил его из кучи мусора. Моя ладонь ощутила жесткую корку запекшейся крови.
Вейсс пришла в Мальвейль тогда, когда обещала. Она умерла здесь. Ее убил Мальвейль – или то, что прячется в нем.
Я повернулся и направился вверх по ступеням, подавляя желание броситься бежать. Больше я не испытывал соблазна вглядываться в груду хлама в поисках тайн, хотя краем глаза видел, что застывший вихрь мусора по-прежнему будто бы крутился. Я шел по ступеням осторожно, но старался шагать как можно быстрее. Тьма внизу, словно разверстая пасть, зияла за моей спиной. Мои лопатки ныли от напряжения, ожидая боли от удара, вцепившихся зубов или чего-то худшего. Выход из башни был так далеко. Слишком долго он словно скрывался за изгибом застывшего вихря мусора, и я не видел его. Я боялся, что останусь здесь навсегда, пойманный и проклятый в этой ужасной спирали.
Наконец я добрался до выхода, и Старая Башня отпустила меня. Она все-таки нанесла свой удар. Я захлопнул дверь, и эхо грохота разнеслось по Мальвейлю, словно звук пушечного выстрела. Теперь я мог бежать, не опасаясь споткнуться, хотя гореть осталась лишь часть свечей, которые я зажег перед тем, как спуститься в Старую Башню. Я бросился сквозь пустоту дома, стремясь попасть в иллюзорную безопасность своей спальни.