– Сов-ка Ав-ро-ра. – Ива переводит дыхание. – Круп-ная пе-щер-ная ба-бо-чка, оби-таю-щая…
На правой странице изображение этой самой совки – некрасивой бабочки, с толстым мохнатым тельцем и крылышками, рваными по краям, будто ее подрала кошка.
– Что такое «аврора»? – отрывается от чтения Ива.
Профессор Сикорский дергается, однако же берет себя в руки.
– Аврора есть атмосферное явление, иначе называемое полярным сиянием. Небесное свечение, наблюдаемое в высоких широтах…
Видя, что девочка его не понимает, Сикорский поджимает губы, а затем пытается объяснить попроще:
– Северное сияние. Вроде светящейся радуги, которую можно увидеть над Северным полюсом. У нас это редкое явление.
– А… – Ива переводит взгляд на картинку бабочки. Рваные крылья пестрят всеми оттенками серого, но она совсем не похожа на светящуюся радугу. И кроме того…
– Вы любили радугу?
– Что?
– В начале книги написано: «Моей любимой Авроре от папы. Пусть жизнь твоя будет легка, как полет…»
Договорить она не успевает. Сикорский с силой бьет линейкой по раскрытой странице.
– Не отвлекайся! – Голос его дребезжит. – Еще раз – читай по слогам. Сначала.
И Ива снова начинает читать:
– Совка Аврора. Крупная…
Краешком глаза она подглядывает за профессором. Сикорский ее не слушает, только кивает на каждый звук. Взгляд водянистых глаз устремлен в окно. Тонкие губы едва заметно шевелятся, словно профессор с кем-то разговаривает и этот кто-то вовсе не Ива.
Сикорский плохой учитель, а сейчас он даже не старается. Но Ива этого не понимает. Она видит совсем иное: тайну, которую профессор пытается от нее скрыть. Тайну, спрятавшуюся в узоре на крылышках совки Авроры. Когда-нибудь Ива ее разгадает, хочет того старик или нет.
Пламя керосиновой лампы дергается, и бабочка на странице взмахивает крыльями.
Тот, кто живет в подвале
Обижу?
От страха Ива дрожала как лист на ветру, что не помешало ей удивиться. Маленькая слабая девочка – ну кого она может обидеть? Даже пауки ее не боятся. А тот, кто поджидал ее в конце туннеля, был куда больше любого паука. Ива представила жуткое чудище, с пастью такой ширины, что оно могло проглотить ее в один присест. Проглотить и не заметить.
Огромный глаз продолжал таращиться в проем. Он моргнул, а затем сдвинулся вправо. Пахнуло сажей и паленой шерстью.
– А ты сам меня не обидишь? – решилась заговорить Ива. Собственный голос показался до противного писклявым.
В ответ раздалось громкое пыхтение. Так пыхтел, закипая, черный котел на кухне у Доброзлой Поварихи, когда та готовила ужин.
– Уфф не обидит! Уфф хороший, Уфф обещает…
Ива прикусила краешек губы. Ладно, раз обещает, почему бы и не поверить на слово?
– Только ты отойди подальше, – крикнула она. – Тогда я, может, и вылезу.
Про себя она подумала, что это очень ловкий ход. Матушка не зря хвалила ее за сообразительность. Если чудовище отойдет, у него не получится схватить Иву на выходе из туннеля. Она вполне успеет оглядеться, и если что, юркнет обратно.
– Уфф отойдет, – запыхтело чудище. Глаз отодвинулся, а затем послышались тяжелые и мягкие шаги. – Уфф отошел…
Хотя коленки и тряслись, Ива собрала всю смелость и поползла вперед. Когда она выглянула, то увидела длинную комнату с кирпичными стенами. Видимо, какой-то подвал – Ива не заметила ни единого окошка, лишь маленькую дверцу с лестницей. Прямо напротив выхода возвышалась печь, сложенная из тяжелых камней. Широкая труба упиралась в потолок, а в распахнутой топке полыхало пламя. Угли светились густым красным цветом, как солнце на закате.
Воздух в подвале дрожал от жара, от невидимого дыма защипало глаза. Ива прищурилась, продолжая оглядываться. Ну? И где же чудище, с которым она разговаривала? У печки? В то же мгновение ее пробил озноб: ей показалось, будто в пламени мелькнула живая тень – длинное лицо, застывшее в немом крике, поднятая вверх рука… Тень вытянулась и струйкой дыма унеслась в трубу. Все случилось настолько быстро, что Ива не могла сказать, было ли это на самом деле или же ей померещилось.
– А ты маленькая, – прозвучал тягучий бас. – Если маленькая, тогда Уфф не боится!
Ива обернулась на голос:
– Уфф?