Лужайка перед домом заросла травой и чертополохом. Узенькая тропинка петляла по ней и бесследно исчезала за оградой, в Большом Лесу. В траве непрерывно кто-то шнырял: кусты чертополоха дрожали, будто от страха, и слышался тихий шорох. Но зверь ли это или кто иной — не разглядеть.
На самом краю владений стоял древний колодец, сложенный из грубо отесанных камней. Только вместо воды в нем плескалось нечто совершенно иное. Воду же брали из скрипучей колонки за курятником. Черные куры гуляли вдоль длинного корыта, привязанные за лапки, чтобы не сбежали и чтобы с ними не случилось чего-нибудь страшного. Еще Матушка Ночи держала кроликов и коз, тоже черных, чернее сажи.
С противоположной стороны дома, за увитой плющом оградой, раскинулся небольшой сад. Деревья там совсем не походили на гигантов из Большого Леса. Тонкие яблони, с перекрученными стволами и изломанными ветвями. Но если смотреть правильно — прикрыв глаза, чтобы задрожали веки и потекли слезы, то деревья представали в своем истинном обличье. Когда их никто не видел, деревья перешептывались и, бывало, ловили зазевавшихся птиц. А в самой глубине сада высилась каменная баба, с узкими глазами и плоским замшелым лицом, в котором едва угадывались человеческие черты. У нее очень дурной характер и писклявый голос…
Хозяйка дома вышла на крыльцо, держа в руках эмалированную миску с дымящимися кусками жареной рыбы. Из-за приоткрытой двери за ее спиной доносились приглушенные голоса и звон посуды. Ужин был в самом разгаре. Матушка Ночи глубоко вдохнула холодный ночной воздух. Привычно оглядела свои владения. И замерла: что-то пошло не так… Ветер донес хриплые крики: «Кра! Кра!» Все ближе и ближе.
Матушка Ночи подняла глаза и увидела, как на ее дом надвигается клубящаяся туча — несчетное множество черных воронов, собравшихся в огромную стаю. Зрелище жуткое, способное напугать кого угодно, но Матушка даже не вздрогнула. Она бережно поставила миску на землю и осталась ждать на крыльце.
В Общей Гостиной
Каждый вечер жильцы Матушки Ночи собирались за длинным столом. Люди и те, кто только походил на людей, и те, кто на людей был совсем не похож. Диковинные и странные создания, все те, кого судьба или случайность, удача или несчастье, привели в этот дом в сердце Большого Леса.
Жильцы и гости негромко переговаривались, о чем-то спорили или рассказывали истории. Но никто не повышал голос, даже сейчас, когда Матушки Ночи не было в Гостиной. Никто не притрагивается к еде — как можно без Хозяйки? Так уж здесь было заведено. Во главе стола возвышалось деревянное кресло с резной спинкой, точь-в-точь пустой трон в ожидании королевы. И все жильцы и гости тоже ждали. Ожидание растекалось по Гостиной вместе со струйками ароматного пара, из-под крышки фарфоровой супницы, вместе с запахами жареной рыбы и свежей выпечки. Ночной мотылек, одуревший от всех этих ароматов, бился о стеклянный колпак керосинки, подвешенной под потолком. Лампа качалась, и на стенах дома Матушки Ночи танцевали длинные тени.
Доброзлая Повариха шла вдоль стола, раскладывая перед жильцами приборы и поправляя тарелки, чтобы все выглядело чинно и аккуратно. В ответ жильцы благодарили ее, рассыпались в комплиментах. Кто — громко, а кто — едва слышным шепотом. Доброзлая Повариха любила и похвалу, и грубую лесть. Сейчас лицо ее ласковое, толстые губы застыли в улыбке, но нельзя предугадать, когда и почему она может перемениться. Если это случится, всем здесь не поздоровится, так зачем же будить лихо?
Доброзлая Повариха идет, как плывет. Огромная и толстая, словно ее накачали воздухом. Ее телеса колышутся при каждом шаге. Груботканое платье того и гляди расползется по швам. На поясе висят ножи — дюжина широких мясницких тесаков. С некоторых она так и не отмыла пятна крови, и жильцы гадали, нет ли тут какого намека. Ножи звенели, ударяясь друг о друга.
Матушка Ночи задерживалась, и это беспокоило Повариху. Она нутром чуяла — все это неспроста. Что-то вот-вот случится… Но она не понимала, хорошее или плохое. Толстые пальцы дрожали от нетерпения. Ее настроение передалось и прочим жильцам. То один, то другой оборачивался и смотрел на входную дверь. Разговоры за столом зазвучали тише, и в какой-то момент вдруг смолкли. Будто у жильцов одновременно закончились все темы для бесед или их сразила внезапная немота. Повисла неловкая пауза — никто не хотел начинать говорить первым.