Кряхтя, он отодвинул плиту и наполовину погрузился в небольшое пространство между ней и стеной. Поддев рукой купюру, Виктор собирался с победным кличем разогнуться, но вдруг почувствовал, что зацепился рукавом. Он попытался нащупать арматуру, которая пригвоздила его к полу, но пальцы наткнулись на что-то живое, упруго шевельнувшееся. Виктора крепко держало щупальце, выросшее из газовой трубы.
Мокрицын успел заорать во всю глотку и рвануться, но мир завертелся, переливаясь цветным калейдоскопом и дезинсектор с размаху плюхнулся на пол всем телом. Это было неприятно, но совсем не так больно, как ожидал его мозг. Мужчина упал на спину. Вот только место, в котором очутился Мокрицын — оказалось незнакомым.
Огромный тёмный тоннель уходил в бесконечность, а рядом высилась небольшая красноватая скала. Подняться почему-то было невероятно сложно. Виктор вертелся и так, и эдак, пока не понял, что мешают скорее всего баллоны на спине. В этот момент из огромной трубы сверху прямо на его лицо пролилась вонючая жидкость, заполнив его рот. Мокрицын едва не захлебнулся, но каким-то чудом, невероятно извернувшись, ему удалось подняться на ноги, зацепив при этом край скалы. Она вдруг двинулась с места, и Виктор понял, что перед ним какая-то рукотворная конструкция из лёгкого материала, пожалуй, даже бумаги.
Обойдя её, Мокрицын увидел с другой стороны огромные коричневые полосы и ещё более крупные буквы.”…ублей” прочитал он и похолодел, начиная осознавать, что именно за скала находится перед ним.
Дезинсектор опустил глаза и попытался закричать от ужаса, но издал лишь щёлкающий звук. Вместо рук и ног у Виктора были отвратительные конечности. «Тараканьи лапки», — как будто шепнул ему кто-то в ухо. Мокрицын завертелся на месте, пытаясь удрать от смертоносного ливня, вновь хлынувшего сверху, но он уже чувствовал во рту омерзительный лекарственный привкус.
В голове мутилось, Виктор часто терял сознание и всё полз куда-то в темноте тоннеля, а потом по шершавым доскам.
Вскоре оглушительно хлопнула дверь, дезинсектор услышал над головой растянутое:
— Фу, какая гадость!
А потом мир лопнул на сотни осколков, и погреб под своими руинами Мокрицына Витю.
2
Сколько себя помнил, (а, точнее, после училища) Василий Борисович, в родном коллективе именуемый не иначе, как Борисычем — он работал слесарем в жилищном управлении «Помощник жильца». Помнил он себя довольно давно: на днях мужчине исполнилось сорок пять лет и в честь круглой даты Борисыч «проставился» коллективу.
После недельного празднования, когда разъярённые жильцы, заявки которых благополучно копились — стали грозиться небесными карами, прокуратурой и судами, коллектив вернулся к работе. Вздыхая и негромко бормоча проклятья жильцам, у которых вечно что-то прорывало, забивалось и текло, приступил к трудовым будням и В. Б. Семёнкин, то есть Борисыч.
Дом номер тринадцать в третьем квартале он не любил больше всего. Кирпичная развалюха, которую Василий, откровенно говоря, попросту ненавидел — кажется платила ему ответным чувством. Стоило закрыть одну заявку, как на её месте, подобно отрубленной голове Змея Горыныча — тут же возникала новая. Проклиная всё на свете, а в особенности, старые сгнившие трубы тринадцатого дома, слесарь плёлся обратно.
— Ты, Борисыч, не умеешь работать, — в который раз назидательно говорил ему мастер, Ермилин Андрей Петрович, среди своих звавшийся Петровичем, со звоном размешивая сахар в стакане с горячим чаем.
Петрович делал крупный глоток, довольно крякал и поднимал вверх указательный палец. Этот жест Борисыч ненавидел, пожалуй, даже больше прокуренных пожелтевших ногтей бригадира и его назидательной манеры разговаривать.
— На тебя много жалоб. Хамишь людям, не понимаешь специфики. Иной бабульке просто доброе слово скажи: и хрен с ним, с текущим краном, зато какой человек душевный! Как на такого жаловаться? — выговаривал Ермилин.
— Не хамлю, — привычно огрызался слесарь, — а бабки ваши меня задрали. Как и этот тринадцатый дом. Такое ощущение, что они соревнуются, кто из них раньше меня в могилу сведёт.
— Сам знаешь, — подтягивался и становился строже мастер, — дом старый, денег на ремонт сантехники, кхгм-кхгм, нет. Надо на заплатках доехать до светлого будущего, того самого, где маячит новый дом.
— Знаю, как же. Гнилые трубы-то на хрен менять, а вот подъезды отремонтировали, чтобы работу видно было. Покрасили самой вонючей краской. Уж пара недель после ремонта прошла, а дух такой стоит, что я до сих пор глазами маляров ищу. Подъезды теперь прямо на выставку отправлять можно, — парировал слесарь, которого так и подмывало спросить, на какие деньги начальник их «Помощника жильца» в прошлом году купил себе новую машину. И не в кредит, как они все, простые работяги. Впрочем, что толку спрашивать об очевидных вещах?