Дом обезьян

Сара Груэн Дом обезьян

Всем человекообразным обезьянам, и особенно Панбанише

1

Самолет еще только оторвался от земли, а Осгуд, фотограф, уже мирно похрапывал. Его место было в центре ряда между Джоном Тигпеном и женщиной в кофейного цвета чулках и удобных туфлях на низком каблуке. Осгуд кренился в сторону последней. Женщина опустила подлокотник и постепенно сливалась со стеной. Осгуд пребывал в счастливом неведении. Джон глянул в его сторону и почувствовал укол зависти. Их редактор в «Филадельфия инквайер» не любила оплачивать отели и настояла на том, чтобы посещение Лаборатории по изучению языка человекообразных обезьян заняло ровно один день. Поэтому, несмотря на то, что Джон, Кэт и Осгуд все вместе были на новогодней вечеринке, в шесть утра того же дня они уже летели в Канзас-Сити. Джон был бы рад прикорнуть на несколько минут, даже рискуя при этом прижаться к Осгуду, но ему надо было распечатать свои записи, пока детали не ускользнули из памяти.

Колени Джона не умещались в предоставленное пространство, и он развернул их в проход. Кэт сидела у него за спиной, так что о том, чтобы откинуть спинку кресла, нельзя было и мечтать. Он прекрасно представлял себе, в каком она настроении. В ее распоряжении оказался весь ряд – невероятная удача, – однако она только что попросила стюардессу принести двойной джин-тоник. Очевидно, трех свободных кресел недостаточно, чтобы компенсировать перенесенную травму, – вместо ожидаемого знакомства с шестью человекообразными обезьянами Кэт вынуждена была весь день изучать лингвистические тексты. Она, конечно, постаралась заранее справиться с симптомами простуды, а остаточные явления выдать за аллергию, но все напрасно – Исабель Дункан, ученый, которая их встречала, мгновенно все поняла и отослала ее на факультет лингвистики. Кэт пустила в ход свои знаменитые чары, которые придерживала для самых крайних случаев, но Исабель была непреклонна. У бонобо и человека девяносто восемь и семь десятых процента совпадений ДНК, сказала она, то есть они уязвимы для одних и тех же вирусов. И она не может рисковать, тем более что одна из бонобо беременна. К тому же на факультете лингвистики появились очень интересные данные о системе голосовых сигналов у бонобо. В результате больная, разочарованная и расстроенная Кэт провела день в Блэйк-Холле, пытаясь усвоить информацию о динамике формы и движений языка, в то время как Джон и Осгуд гостили у обезьян.

– Вы же все равно были за стеклом, так? – возмущалась Кэт в такси на обратном пути в аэропорт.

Она втиснулась между Осгудом и Джо; и тот и другой смотрели каждый в свое окно, тщетно стараясь избежать контакта с микробами.

– Не понимаю, как я могла чем-нибудь заразить их через стекло. Если бы она попросила, я бы встала в дальнем конце комнаты. Черт, да я бы противогаз надела. – Кэт сделала паузу, чтобы впрыснуть африн в обе ноздри, а потом мощно высморкалась в бумажный платок. – Вы хоть представляете, через что я сегодня прошла? – продолжила она. – Они щебечут на каком-то особом языке. Хватило одного «дискурса», чтобы сразу выбить меня из колеи. Дальше, насколько я помню, были то «пример неклишированного высказывания», то «морально допустимая модальность» и прочая бла-бла-бла.

На «бла-бла-бла» Кэт энергично взмахнула руками, причем в одной она держала бутылочку с африном, в другой – смятый носовой платок.

– Когда речь дошла до «системы лексических связей», я практически перестала их понимать. Будто слушаешь вонючего болтливого дядюшку. Да неужели же они рассчитывают, что я смогу превратить это в материал для газеты?

Узнав, как распределены места на обратный путь, Джон и Осгуд с облегчением переглянулись. Джон не знал, что именно вынес из сегодняшнего опыта Осгуд – они ни секунды не оставались наедине, – но сам он чувствовал, что нечто важное.

У него состоялся настоящий разговор с человекообразными обезьянами. Он говорил на английском, а они отвечали ему на американском языке жестов. Это было особенно примечательно, потому что из этого следовало, что они владеют обоими языками. Одна из обезьян, Бонзи, могла общаться с помощью компьютера, используя специально разработанный набор лексиграмм, стало быть, знала даже три. За одно посещение Джон не смог понять всю сложность природного языка обезьян, но они отчетливо продемонстрировали способность передавать голосом конкретную информацию. Например, сообщали о вкусе йогурта или о местонахождении спрятанных предметов, даже если не имели возможности видеть друг друга. Когда он смотрел им в глаза, у него ни на секунду не возникало сомнений, что перед ним понимающие, разумные существа. Это было совсем не похоже на рассматривание животных через прутья клетки в зоопарке, и это настолько глубоко изменило его восприятие мира, что он до сих пор не мог выразить это словами.

Одобрение Исабель Дункан было лишь первым шагом на пути к дому обезьян. После того как Кэт была отправлена в Блэйк-Холл, Осгуда и Джона отвели в административный офис, где пришлось ждать результата переговоров с обезьянами. Джон к тому времени уже узнал, что последнее слово остается за бонобо, и еще ему сказали, что те славятся непостоянством – за два года они разрешили войти к себе в дом только половине добивающихся этого визитеров. Учитывая все это, Джон постарался по возможности повысить свои шансы до максимума. В Интернете он изучил вкус каждой обезьяны и для каждой персонально купил рюкзак, куда сложил их любимые лакомства и игрушки – резиновые мячи, флисовые одеяла, ксилофоны, разборных человечков из серии «Мистер Картофельная Голова», всякие вкусности и все то, что, на его взгляд, могло показаться им забавным. Потом написал Исабель Дункан по электронной почте и попросил передать бонобо, что везет им подарки. Несмотря на эти приготовления, когда Исабель вернулась, проконсультировавшись с обезьянами, Джон почувствовал, что на лбу у него выступили капельки пота. Исабель принесла весть, что обезьяны не только позволили им с Осгудом зайти в гости, но даже настаивали на этом.

Потом она провела их в зону наблюдения, которая была отгорожена от зоны обитания бонобо стеклянной перегородкой. Исабель взяла рюкзаки, исчезла в коридоре и появилась по другую сторону перегородки и там передала рюкзаки обезьянам. Джон с Осгудом наблюдали за тем, как бонобо распаковывают их дары. Джон стоял так близко к перегородке, что буквально упирался лбом и носом в стекло. Он даже забыл о существовании перегородки, поэтому, когда на свет были извлечены «M&M» и Бонзи кинулась к нему с поцелуями, он чуть не рухнул на спину.

Джон уже знал, что у бонобо разные вкусовые предпочтения (например, излюбленным лакомством Мбонго был зеленый лук, а слабостью Сэма – горошек), но все равно был поражен, насколько они отличаются друг от друга, насколько они «по-человечески» разные. Бонзи, матриарх и неоспоримый лидер, была спокойной, уверенной и рассудительной, если не брать в расчет страсть к «M&M». Сэм, старший самец, – дружелюбен и харизматичен и абсолютно уверен в своем магнетизме. Джелани, молодой самец, оказался беззастенчивым хвастуном с неисчерпаемым запасом энергии, он обожал запрыгивать на стену, а потом кувырком лететь вниз. Макена, беременная бонобо, была без ума от Джелани, но ее любовь также простиралась на Бонзи. Любовь выражалась в продолжительных периодах чистки, она могла подолгу сидеть и тихо копаться в волосах старшей обезьяны, в результате чего растительности на голове Бонзи было заметно меньше, чем у остальных сородичей. Детеныш Лола была просто прелестна, но в то же время – самая настоящая хулиганка. Джон своими глазами видел, как, пока Сэм отдыхал, она выдернула у него из-под головы одеяло и тут же с криками: «Плохой сюрприз! Плохой сюрприз!» – бросилась под защиту к Бонзи. По словам Исабель, у бонобо покушение на порядок в чужом гнезде – наисерьезнейший проступок. Но существовало еще одно правило, совершенно непререкаемое, – в глазах матери детеныш бонобо не может совершить проступок в принципе. Мбонго, еще один взрослый самец, был меньше Сэма и с более чувствительной натурой. Он отказался общаться с Джоном, после того как тот ненароком неверно интерпретировал правила игры «Охота на монстров». Мбонго был в маске гориллы, а Джон, решив, что обезьяна демонстрирует акт устрашения, позволил ему себя преследовать. К несчастью, никто не предупредил Джона, а ему и в голову не пришло, что Мбонго в маске, и когда тот в конце концов ее снял, он рассмеялся. Это настолько выходило за всякие рамки, что Мбонго повернулся к Джону спиной и с этого момента знать его не желал. Исабель удалось его все-таки развеселить, она-то играла правильно, но до конца визита Мбонго не шел ни на какой контакт с Джоном. У Джона осталось ощущение, будто он ударил ребенка.