Я села, наблюдая за тем, как он осторожно разливает вино. При всей своей раскованности он чувствовал себя натянуто. Вручив мне рюмку, он небрежно опустил локоть на каминную доску и принялся с любопытством рассматривать меня, попивая вино.
— Извините меня за то, что не спускаю с вас глаз, — сказал он через несколько секунд, — но ваш вид вызывает столько воспоминаний. Я обычно называл вас зайкой. Помните это? А вы любили играть с остальными в роще. Боже, как такое забудешь!
Кузен Теодор выглядел примерно лет на сорок, это означало, что тогда ему должно было быть около двадцати. Возможно, ему было восемнадцать или девятнадцать, когда мы с мамой уехали. Казалось бы логичным, что он должен был в то время играть значительную роль в моей жизни, однако я не могла его вспомнить. Многие черты его лица очень напоминали мои, и только слегка выпуклые глаза были такими же, как у тети Анны.
Я была рада вновь оказаться среди моих кровных родственников и страстно желала быть принятой в круг семьи. Но в то время, когда мы пили вино с кузеном Тео в библиотеке, я не знала, что же такое случилось прежде, чем я покинула Херст двадцать лет назад, из-за чего странные родственники не желали вновь видеть меня здесь. Насколько я знала, мы с матушкой уехали после смерти моего отца и брата и больше не вернулись. Я так и не узнала причину столь внезапного отъезда, только видела, что моя мать была убита горем. И я никогда ее об этом не спрашивала, поскольку знала, что у нее должны были быть свои причины избегать этого дома. Даже теперь, улыбаясь Тео и нежась у огня, мне не хотелось углубляться в это темное прошлое, которое уже давно похоронено. Все, чего я желала, это обрести семью. Тогда я могла бы продолжать свою жизнь, чувствуя ее наполненной.
Но, однако, скоро должно было прийти время, когда я начну ворошить прошлое и события, которые привели к отъезду моей матери из Херста.
— Здание Палаты общин уже достроено?
— Да, полностью, только башня еще не завершена. Колокол треснул во время испытания. Кажется, его решили назвать Большим Беном.
— Большим Беном, вот как? Очень оригинально. Я был в Лондоне шесть лет назад и торжественно поклялся больше никогда туда не возвращаться. Мои путешествия доводили меня до Манчестера — там у нас текстильная фабрика, но это и все. Да, мы, Пембертоны, совсем не путешественники.
Я посмотрела по сторонам и подумала: «Имея такой дом, как этот, кто захотел бы уехать отсюда?»
— Я догадываюсь, вы жаждете встретиться с бабушкой, но придется подождать до завтра. Она неважно себя чувствует в последнее время. Тяжелая простуда. Кстати, вы никогда не страдали головными болями?
— Нет, нисколько. А в чем дело?
— Так что вы увидитесь с ней завтра, если она почувствует себя лучше. Новость о вашем приезде совершенно выбила бабушку из колеи.
«Бабушка» было сказано с явным благоговением, словно она являлась неким священным патриархом.
— Ну, вообще-то мне больше хотелось бы повидаться с тетей Сильвией.
— Что? — он был явно изумлен.
— Да, конечно, ведь она… — я собиралась упомянуть о письме, но передумала, — та, кого я запомнила лучше всего. — Что не было абсолютной ложью, поскольку до получения письма я даже не знала никого из Пембертонов по имени.
— Как странно, что вы хотите увидеться с тетей Сильвией.
— Почему?
Прежде чем он ответил, в комнату вошла третья персона, некто, застывший на пороге, словно ожидая, когда его пригласят войти. Увидев, что взгляд Теодора скользнул к двери, я непроизвольно обернулась. На мгновение в моем мозгу вспыхнуло воспоминание. Я увидела лицо девочки, очень красивой, с алыми лентами в волосах. И она была в восхитительном платье цвета лаванды. Мои глаза распахнулись от изумления, я медленно поднялась на ноги, едва не пролив вино, и услышала собственный шепот: «Марта».
Но это была не маленькая девочка в атласе цвета лаванды. Женщина, которая шла мне навстречу, протягивая руки, выглядела старше меня, не менее тридцати лет, и одета в роскошное вечернее платье розовой парчи с розовыми бутонами, обрамляющими декольте. Ее талия была туго затянута, в то время как кринолин необъятен и широк. Когда она шла, я мельком увидела очень изящные атласные туфельки, они были без каблуков, и молочно-белые чулки. Ее волосы, как у модели из парижского журнала, были уложены в высокий узел, с локонами над ушами. В одной руке она несла средних размеров саквояж с фиалками, вытканными на жемчужно-белом фоне. Оттуда торчало несколько вязальных спиц. На меня пахнуло приятным ароматом, когда она взяла мою ладонь в свои.