— Дядя Генри говорил, что тебе сделали предложение.
— Да. — Я улыбнулась зеркалу.
— Он красив?
— Да, очень. Вы все познакомитесь с Эдвардом перед свадьбой. И тоже полюбите его, я знаю. Он очень интересный мужчина и совершенный джентльмен.
— Он, кажется, архитектор?
— Один из лучших в Лондоне.
— Какая ты счастливая, Лейла.
Я вновь взглянула в зеркало и обнаружила, что Марта наблюдает за мной. Снова в ее глазах была тяжелая тоска, непоколебимая жалость, которую, кажется, я вызывала у нее. Теперь, когда я знала правду о смерти моего отца, в этом не было необходимости. Единожды приняв правду, ее легко переносить.
— Марта, что-то случилось?
— Нет, — слишком поспешно ответила она, — ничего. Знаешь ли, мы уже поужинали, но Гертруда отложила тебе кое-что. Она думает, ты, должно быть, голодна.
— Верно. Спасибо.
Завершив туалет, я почувствовала, что выгляжу вполне пристойно, чтобы присоединиться к компании внизу. Не считая покрасневших век и нового знания, я была той же самой Лейлой Пембертон, которая прибыла вчера. Только теперь все стало другим. Моей семье не нужно было следить за своими словами или избегать определенных тем, или кидать друг на друга взгляды украдкой. Мы все были свободны, мы снова могли стать полной семьей.
Когда мы вышли за дверь, нас напугал дядя Генри. Он был по-отечески озабочен.
— Извини, я думал, вы слышали, как я подошел.
— Нет. — Он заставил мое сердце учащенно забиться, внезапно возникнув из сумрака.
— С тобой все в порядке, Лейла? Тео…
— Да, да. Теперь все хорошо. — Я решительно закрыла за собой дверь и обернулась, послав дяде свою самую приветливую улыбку. Но когда мой взгляд остановился на его лице, меня охватило какое-то странное ощущение, точно как прошлым вечером.
— Что-то не так?
— Нет, я… — Прижав ладонь ко лбу, я попыталась прогнать это чувство. Но теперь, когда мои глаза встретились с его глазами, оно вернулось, более сильное, чем до того, это ощущение неизбежности рока. Что такое было в дяде Генри, что вызвало такую реакцию? Было ли это волнение от забытых воспоминаний? Я явно видела в нем моего бедного отца, воспринимая дядю Генри как его замену. Но ведь… я испытала это ощущение прошлым вечером, прежде чем узнала истинную причину смерти отца. Что это было, почему дядя Генри заставил меня внезапно почувствовать себя такой фатально беспомощной? Обреченной?
— Может быть, тебе лучше остаться здесь?
— Нет, дядя Генри, правда…
— Она давно не ела, дядя Генри. Вот в чем дело. Давайте проводим ее вниз и накормим Гертрудиным пирогом с говядиной и почками.
Голос Марты был мягким и приятным. Чем больше я ее слушала, тем выше ценила сестру Колина, поскольку она была добра и терпелива со мной. И, кроме того, полна сочувствия. Ведь она тоже трагически потеряла мать и отца.
— Ну-ка, Лейла, пойдем. Внизу тепло. А горячий тодди вернет жизнь этим щечкам.
Я оперлась на руку дяди Генри, и мы спустились по лестнице. Чувствуя его надежность, я с ужасом видела, что зловещая атмосфера по-прежнему окружает меня, хотя не понимала, почему.
Тетя Анна и Колин находились в гостиной, когда мы трое вошли. Когда я начала протестовать против того, чтобы есть в лучшей комнате дома, тетя Анна и слушать этого не хотела.
— Ну, тогда, по крайней мере, в салоне, — просила я.
— Ерунда. А теперь надо сесть и положить ноги на эту скамеечку. — Она хлопотала вокруг меня на манер матери. На ее шее и груди мерцали бриллианты, шифон ее наряда издавал свистящий звук, а кринолин на металлических обручах скрипел, когда она нагнулась за скамеечкой для ног. — Вот так. Удобно?
— Спасибо вам, тетя Анна. — Я откинулась в кресле, с приятным сознанием того, что все теперь будет хорошо.
И тут я поймала взгляд Колина — он не сводил с меня глаз.
Полуулыбка скривила его губы.
— Так, значит, мой кузен Теодор, как в пословице, шила в мешке не утаил, да? И они хотели держать вас подальше от меня именно поэтому. Вы не находите в этом вопиющей иронии?
— О, Колин, успокойся!
Он натянуто улыбнулся Марте. Но когда тетя Анна метнула на него сердитый взгляд, я вспомнила ее поведение прошлым вечером — слишком напряженные попытки что-то скрыть. Это осталось в ее манере, как будто Теодор сказал мне не все, как будто там было еще что скрывать.