Мой взгляд упал на путеводитель по Креморн-Гарденз, и я решила наконец написать письмо Эдварду. Я хотела рассказать ему всю историю, попросить совета и, если понадобится, защиты. От меня зависела репутация моего бедного отца, и если я каким-то образом навлеку этим на себя опасность, то Эдвард сможет защитить меня.
Я писала уже около часа, когда в мою дверь постучали. Несколько попыток начать письмо закончилось горой скомканных листков, мои волосы выбились из прически и падали на лицо. Слова, которые надо было сказать Эдварду, слова, которые точно обрисовали бы ту ситуацию, с которой я здесь столкнулась, за час так и не пришли мне на ум.
— Войдите, — устало сказала я.
В дверях показалась голова дяди Генри.
— Ты не спишь?
— Нет. Пожалуйста, входите.
Он зашел с таинственным видом, словно не хотел, чтобы кто-то знал, что он здесь. Мягко ступая по ковру, он посмотрел сначала влево, потом вправо и произнес шепотом:
— Я помешал тебе?
Я взглянула на письмо и прикрыла его руками.
— Нисколько. Рада вас видеть в любое время, дядя Генри. Может быть, нам сесть у камина?
— Да, конечно.
Я последовала за ним к софе, озадаченная его странным поведением. Знакомая атмосфера обреченности по-прежнему окружала его, но я уже начинала к этому привыкать. Было еще что-то очень необычное в его персоне, что я не могла определить, но остававшееся неизменным. Он медлил, явно о чем-то думая и окидывая комнату беглым взглядом.
— Что случилось, дядя Генри?
Наконец он повернул ко мне лицо, и тогда я увидела суженные зрачки, остекленевшие глаза. Мой дядя находился под воздействием опиума.
— Вчера вечером ты сильно расстроила свою кузину Марту. Более того, твои слова обеспокоили всех нас. Лейла, ты становишься неблагоразумной, и я должен предостеречь тебя.
— Предостеречь меня?
— Не рискуй заходить в области, которые тебя не касаются.
— Которые меня не касаются! Гибель отца и брата! Вы считаете, что это меня не касается?
— Это случилось двадцать лет назад, зайка!
— Неважно, вчера или двадцать лет назад, для меня это одно и то же. Мой долг по отношению к ним — защитить их доброе имя.
— Но это бесполезно, Лейла! То, что ты пытаешься вспомнить, только ужасный кошмар. Поверь мне, если однажды ты вспомнишь то, что видела в роще, ты поймешь, что мы говорили тебе правду.
— Но если это так, дядя, то почему вы все так беспокоитесь о том, многое ли я вспомнила? Почему вы все, кажется, боитесь того, что я вспомню?
— Только ради тебя самой.
— И все, чего вы мне желаете, это чтобы я вернулась в Лондон и вышла замуж за Эдварда. Верно?
Дядя Генри не отвечал. Вместо этого его глаза шныряли по комнате, безостановочно, изучающе. Я гадала, зачем он принял лауданум[4].
— Или, — тут я понизила голос, — вы не желаете, чтобы я вообще выходила замуж?
Он повернулся ко мне и схватил мои руки. Его ладони были холодными и влажными.
— Лейла, если ты когда-нибудь выйдешь замуж, то передашь дальше болезнь Пембертонов!
— Ее не существует, дядя Генри. Как можете вы верить в миф, который не имеет под собой основы?
— Потому что болезнь есть!
— Я отказываюсь в это верить!
Лицо дяди Генри помрачнело.
— Тебе не стоило сюда возвращаться, Лейла…
— Ну что ж, я вернулась, и этого уже не поправить. И я намерена пойти дальше и вернуть себе память. Какой бы ужасной она ни была, но она моя по праву.
— Этого может никогда не случиться, Лейла.
— Случится. Я знаю, что случится.
— Никто из нас не станет тебе помогать.
Как хорошо я это знала! И в первую очередь никогда не станет помогать тетя Анна. Колин теперь против меня. Марта обижена. А Тео — какова его позиция? Придется возвращать себе память, рассчитывая на собственные усилия.
— Как же ты собираешься пробудить воспоминания, которые крепко заперты у тебя в сознании и не хотят выходить наружу?
Я взглянула на дядю Генри со всем самообладанием, на какое только была способна.
— Я сделаю это, отправившись завтра в рощу.
Глава 7
Он сидел, долгое время ошеломленно уставившись на меня, и я уже спрашивала себя, слышал ли он. Наконец дядя пришел в себя:
— Ты не должна ходить в рощу, Лейла. Никогда.