Со вздохом я опустила голову на спинку кресла и уставилась в потолок, слезы щипали мои глаза. Так значит… это была правда… Двести лет или больше мы были обреченными жертвами опухоли мозга, такой же наследственной, как гемофилия, и не поддающейся излечению. Пембертоны были обречены.
Я не знала, когда я наконец выползла из кресла, размяла ноги и добрела до кровати, но между гардинами пробивался серый свет, и особый холод, присущий раннему утру, заставлял меня дрожать. Я провела за чтением всю ночь. С ощущением пустоты я зарылась между простынями своей постели, двигаясь, как автомат, и оставалась там долгое время. Перед моими глазами плыло провидческое лицо Томаса Уиллиса, человека, который открыл и описал болезнь Пембертонов, и я не знала, проклинать ли его за это или благословлять. По крайней мере, из его архаичных слов я узнала причину истерии в этой семье и получила ответы, которые искала. Это действительно была болезнь Пембертонов, и злой рок должен привести любого потомка сэра Джеффри из Пембер-тауна к трагическому концу.
Так, значит, и мой отец оказался ее жертвой и в своем беспомощном бреду убил моего брата Томаса и себя. Опухоль убила моего двоюродного дедушку Майкла, дедушку сэра Джона и теперь завладела дядей Генри. Она заявила бы права и на отца Колина, если бы не безвременное происшествие с коляской.
Что ж, я хотела доказательств, и теперь они у меня были. Научные факты, которые наблюдал и изложил заслуживающий доверия человек. Вскрытия показывали болезнь Пембертонов с полной определенностью, и мы все должны иметь малейшие зародыши ее в наших мозгах.
Была ли она теперь в моей голове, маленькое семя смерти, лежащее в спячке до того времени, пока не прорастет и не разовьется в инструмент зла? Подошла ли опухоль моего собственного мозга к периоду созревания или она затаится на много лет, прежде чем поразить меня? И Марту тоже, и кузена Теодора. Сколько у них в запасе времени? Последуют ли они за братом сэра Джона Майклом, умерев в тридцать с лишним, или им будет около шестидесяти, как дяде Генри теперь? И Колин… Слезы навернулись на глаза. Боже милосердный, Колин тоже был обречен. Его мозг, хотя и грубый, и невоспитанный, также таил зачатки опухоли, которая рано или поздно приведет его к лихорадке и бреду.
Колин…
Глава 11
От глубокого сна без сновидений меня разбудила Гертруда. Погрузившись в чернейшую бездну, я не проснулась от ее стука в дверь и пришла в сознательное состояние лишь после того, как она мягко потрясла меня за плечи.
— Мисс Лейла, — пробормотала она, — семья спрашивала о вас. Они не видели вас за завтраком и интересуются, будете ли вы к ленчу.
— Ленч? А который час?
— Половина первого, мисс Лейла. Вы не заболели?
Теперь уже окончательно проснувшись, я приподнялась и оглядела свою постель. Она почти не смята, словно я все время спала в одном положении.
— Нет, я не больна.
Мое тело болело, шея не гнулась. Внутри была лишь болезненная пустота, как будто во мне угасла какая-то искра.
— Я спущусь вниз, Гертруда, благодарю вас.
Она медлила, склонившись надо мной в материнской заботе. В ее глазах сквозило беспокойство, похоже, что эта дородная домоправительница была скорее членом семьи, чем служанкой.
— Со мной все в порядке, правда. Так что, пожалуйста, проинформируйте мою семью, что я скоро спущусь.
— Да, мисс.
Когда она развернулась, чтобы уйти, ее старомодный кринолин издал свистящий звук. Мой взгляд упал на книгу, и я непроизвольно вздрогнула.
— Гертруда…
— Да, мисс Лейла.
— Как себя чувствует сегодня утром дядя Генри?
Ее руки метнулись к крепкой груди в жесте печали.
— Очень болен, очень болен.
— Понимаю, спасибо, что разбудили меня.
Я дождалась, пока дверь закроется и домоправительница удалится на приличное расстояние по коридору, прежде чем выскользнуть из постели и на цыпочках пробраться по холодной комнате к рукомойнику. Освежившись ледяной водой и насухо вытерев лицо, я случайно бросила взгляд на изящный флакончик с туалетной водой — подарок Эдварда в мой последний день рождения. Отчаянная боль охватила меня при мысли о бедном Эдварде и о том, что едва не свершилось. Но он поймет, должен понять, что наш брак невозможен. Вспомнились строки: «…мы называем болезнью мозга… относится к отдельным семьям… считается неизлечимой…».