— Значит, вы вспомнили?
— Нет, нет. Пока еще нет. Хотя я хочу этого, и не только потому, что вы меня попросили. Вы не представляете, что это для меня, Колин, держать все в себе.
— Так что же эго? Что вы выяснили?
Мне потребовалось время, чтобы рассказать ему о своем первом визите в дом доктора Янга, стараясь ничего не упустить, и когда я дошла до того момента, что страница оказалась поддельной, он выпалил:
— Боже Правый! Я рассказала ему о своей реакции и о том, что услышала от доктора Янга. Известие о содержании в крови дяди Генри смертельной дозы наперстянки привело Колина в ярость. Он отвернулся от меня и ударил кулаком по каменной стене.
— Проклятие! — воскликнул он, — так значит, это правда, и я был прав!
Колин внезапно остановился, глядя на меня из темноты. Хотя я не могла видеть его лица, но мне было слышно его тяжелое, прерывистое дыхание, и представлялось, каким должно быть выражение его лица.
— Но тогда… — начал он неуверенно, — опухоль… Лейла, опухоль… — Он сделал неверный шаг ко мне. Вы думаете… это ложь? Что опухоли Пембертонов не существует?
— Это так, Колин.
— Боже мой. Нет опухоли, нет проклятия Пембертонов.
— Это как раз то, что открыли мы с доктором Янгом.
— Боже мой, — прошептал он. — Я не могу в это поверить. Я не знаю… — Колин начал ходить по маленькому помещению, выходя на свет и снова скрываясь в темноте. — Это невероятно! Спустя столько лет! Опухоль… ложь! Годы и годы, даже десятилетия, века… — Он снова стукнул по стене. — Сэр Джон и дядя Роберт, и дядя Генри. Так, значит, я был прав, вашего отца убили, Лейла! — Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Его лицо наполовину было в тени, наполовину освещено. — Значит, вы! Вы свободны от проклятия! У вас нет опухоли мозга!
— Да…
Я точно не знаю, что произошло потом, поскольку все, что я помню, это руки Колина, внезапно страстно обнявшие меня, и мое лицо, уткнувшееся ему в шею. Оглушенная порывом Колина, я чувствовала себя естественно, ничуть не испугавшись, как будто здесь, в его объятиях, было мое место и всегда будет. Тепло и сила, исходившие от него, говорили мне больше, чем любые слова.
Так мы стояли некоторое время, наши тела прижаты друг к другу, руки сплетены, пока он в конце концов не шепнул:
— Моя дражайшая Лейла, вы не знаете, что это для меня значит. За эти прошедшие несколько дней… видеть вас, любить вас и все время знать, что в конце концов вас настигнет рок Пембертонов. Я сидел и наблюдал за вами через обеденный стол или в комнате, моя любовь к вам росла с каждым часом, пытаясь вынести агонию будущего, которое вас ожидает. Это было так горько, так жестоко.
Он слегка отстранил меня и погладил мои волосы. Его глаза блестели.
— Я не знал, что делать. Я полюбил женщину, которая никогда не будет моей. Боль от этого была невыносимой. Но теперь вы свободны. Мы оба внезапно освободились от ужасного проклятия, которое в течение поколений владело этим домом. О Лейла, моя Лейла!
Еще мгновение он смотрел на меня с нежностью, но вдруг его лицо изменилось, нахмурилось и замкнулось. Он отступил.
— Боже милосердный! — В третий раз вырвалось у него. — Прошу, простите меня! Я не подумал! В своей радости, услышав новость, я забылся, я должен извиниться за свое поведение, и я не стану винить вас, если вы дадите мне пощечину!
— Зачем мне это делать? — Мое сердце ликовало. Мне хотелось смеяться и плакать одновременно.
— Я повел себя чрезвычайно грубо и воспользовался вашей слабостью. Поверьте мне, не в моих привычках нападать на молодых женщин. Я на мгновение…
Наконец я рассмеялась.
— О Колин, меня не волнует, что в ваших привычках. И если вы грубы, то я еще больше люблю вас за это.
Он недоверчиво взглянул на меня.
Я была изумлена в равной степени и тем, что я сказала, и тем, как легко я это сказала.
— Я люблю вас, Колин, — прошептала я.
Он кинулся вновь обнимать меня, и на этот раз мы слились в поцелуе — в том, который был одновременно и страстным, и нежным. Казалось таким естественным, что мы, стоя, обнявшись в башне, целовались так, как я никогда до того не целовалась. Ничто другое не имело значения — ни фальшивая опухоль, ни убийца, ни все тайны Пембертон Херста.
Когда он отступил, чтобы взглянуть на меня, я увидела новое сияние в глазах Колина. Его лицо изменилось; оно было более мягким, гладким, как будто даже характер его стал другим.
— Не могу представить, что происходит со мной. Вот так вдруг держать маленькую Лейлу в своих объятиях, целовать ее, словно мечта сбылась. Никогда я не думал, что могу влюбиться. Я думал, что навсегда останусь циничным холостяком. Но вдруг появились вы. — Он нежно положил ладонь мне на щеку. — Помните ваши первые слова, обращенные ко мне? Вы произнесли: «Тетя Анна сказала, что я должна любой ценой избегать столкновения с эксцентричным Колином, это было бы катастрофой».