Затем, не произнеся ни слова, мужчины, облаченные в бронзу, в шлемах, украшающих головы, держа руки на мечах, двинулись на храмовниц. В это время я принимала ванну в своих роскошных покоях на Олимпе, расслабленно глядя, как нектар заполняет мой пупок, – но в тот же миг, когда тяжелые сандалии попрали священные половицы моего земного пристанища, я оторвалась от созерцания своего прекрасного тела, велела наядам прекратить пляски, что они сделали с величайшей неохотой, и обернула взгляд на землю. К чести моей главной жрицы, Ксантиппа, в тот же миг шагнув вперед, закрыла путь ближайшему воину и, хотя ее нос едва доставал до круглого выступа его нагрудника, улыбнулась с едва заметной тенью разочарования.
– Славные странники, – провозгласила она, – если вы пришли сюда вознести хвалу милостивой богине Афродите, добро пожаловать. Но мы не оскверняем ее святилища оружием и не приносим в ее честь никаких даров, кроме величайшего наслаждения, искреннего расположения и радости.
Воин, возглавляющий отряд, – обладатель скульптурного подбородка и впечатляющих бедер, что при других обстоятельствах меня бы весьма заинтересовало, – на мгновение задумался. Затем схватил мою жрицу за плечо и толкнул ее – на самом деле толкнул мою жрицу прямо под сводами моего святилища! – с такой силой, что она потеряла равновесие и покачнулась, тут же подхваченная одной из сестер, предотвратившей ее падение.
Золотой нектар выплеснулся за край ванны, блестящими лужицами собравшись на белом мраморном полу, когда я резко села, вскинув длинную, гладкую как шелк руку. Проклятие на этого вояку я наложила, едва замечая, что делаю: он полюбит, будет пылать от страсти и, когда отдаст чувствам всего себя, будет предан. А после этого пострадают и его гениталии. Никто, перешедший дорогу Афродите, не останется без весьма очевидных последствий.
Когда порог моего храма переступил следующий воин, а за ним – еще один, не потрудившись соблюсти положенные церемонии и ритуалы в мою честь, я велела земле дрогнуть под их ногами. И вот она содрогнулась, ведь, несмотря на то что в землетрясениях я не сильна, почва под ногами моих почитателей не станет сопротивляться воле даже самой мягкосердечной из богинь. Но эти глупцы все так же шли вперед, и, когда последний воин переступил порог и принялся разглядывать внутреннее святилище храма, будто овцу на рынке, я вскинула пальцы, все еще покрытые золотистой жидкостью, и приготовилась обречь их на невыразимые страдания и неизбывное горе, поразить их души и тела столь страшной карой, что даже Гера, питающая слабость к гротеску, отвернулась бы от них.
Но не успела моя кара обрушиться на них, превращая в проклятого каждого, кто осмелился своими заскорузлыми руками скинуть возложенные на алтарь цветы или сдернуть простыни с теплого ложа, на котором совершался священный обряд единения тел, как над петлями пыльных тропок и крышами покосившихся хижин, окружающих мой храм, раздался еще один голос.
– Мужи Спарты! – вещал он и звучал так чудесно и сильно, будто принадлежал капитану судна, находящегося в бушующем море, или воину на стенах павшей крепости. – Осквернители сего святого места, это нас вы ищете!
Мужчины внутри храма прекратили обыск и с мечами наизготовку снова вышли наружу, где кровавые лучи заката заполыхали на плюмажах их высоких шлемов. Я все равно наслала на них проклятие, болезнь, поражающую чресла, что будет развиваться, постепенно, но неотвратимо, до тех пор пока они не бросятся в ноги моим жрицам и не взмолятся о милосердии. Разобравшись с этим, я позволила себе полюбопытствовать, что за сцена разворачивается у входа в мой храм, что за ничтожная смертная зараза посмела помешать моим вечерним омовениям.
Там, где прежде стоял один отряд вооруженных мужчин, теперь было уже два. Первые, те самые проклятые мной мужланы в бронзовых панцирях, выстроились по-военному ровным строем и стояли спиной к заходящему солнцу с сурово сжатыми губами, в то время как остальные черты их лиц были наполовину скрыты шлемами, все так же красующимися на головах. На вторых были пропыленные плащи коричневого и зеленого цветов, и никаких шлемов. Они столпились небольшой кучкой у начала тропы, по которой пришли.