Выбрать главу

Пенелопа застывает, в то время как Пейсенор едва пополам не складывается от облегчения.

– Наконец-то! – вздыхает старый солдат.

– Что они решили? – вырывается у Медона.

Эгиптий переводит взгляд с одного на другого, не зная, кому отвечать. Ему на помощь приходит Пейсенор.

– Если два самых влиятельных отца двух самых влиятельных женихов на островах все-таки решили объединиться ради защиты земли, которой, по их расчетам, когда-то будут править их дети, – это, несомненно, отличная новость! Берут ответственность! Проявляют желание! Не говоря уже о помощи с пиратами в местных водах – сплошная польза!

– Те двое не выносят друг друга почти так же, как их сыновья, – возмущается Медон. – Только один из сыновей сможет стать царем…

– Если тело моего мужа найдут… – вставляет Пенелопа, больше по привычке, как натренированная певчая птица.

Медон продолжает без малейшей запинки: почти все уже привыкли пропускать подобное мимо ушей.

– И наверняка у Антиноя, сына Эвпейтова, и у Эвримаха, сына Полибиева, всего одна задача, а именно: перерезать всех других женихов. Вы, значит, утверждаете, что их отцы внезапно обнаружили, что снова хотят стать друзьями? Для… чего? Чтобы служить Итаке, как будто они не злостные соперники, каждый из которых готов скорее разорвать наши земли на куски, чем увидеть своего врага на троне? Я этому не верю.

– Веришь или нет, – возражает Эгиптий, распрямляя сутулую спину, чтобы возвышаться над старым толстячком, – но это происходит.

Рот Медона приоткрывается, как у выброшенной на берег рыбы, но из него не вылетает ни звука. А Пейсенор, который решает подвести итог обсуждению, распаляется настолько, что рычит:

– Вреда не будет, если в море прибавится кораблей, а на них – людей. Мы, мореходы, рождены для этого!

Это утверждение настолько банально, что сам Пейсенор, кажется, поражен вырвавшимися из него словами, но уже поздно. Старый солдат как-то решил, что влюбился в женщину, которая хотела слушать – на самом деле слушать – все, что он говорил. Но однажды она заговорила, высказав робко, как птичка, свой взгляд на какую-то великую и захватывающую историю, что он рассказывал, и он понял, что все-таки не любит ее. Пейсенор, как и многие воинствующие особи, никогда не осмеливался полюбить, чтобы не обзавестись тем, ради чего непреодолимо хочется жить, и именно поэтому недавно обнаружил, что боится смерти.

На этом советники расходятся, остаются лишь Пенелопа с Медоном. Это допустимо: он слишком стар и хорошо знаком с ней, чтобы считаться настоящим мужчиной, а потому может составить компанию этой женщине, которую знает с тех пор, когда она была еще девчонкой. Несомненно, скажут люди, он утешает царицу, снова оплакивающую тяжкую долю пропавшего мужа и отсутствующего сына. Тога Медона, должно быть, просолена насквозь женскими слезами.

Однако вместо этого, стоит двери закрыться, она выпаливает:

– У Полибия и Эвпейта теперь есть корабли?

– Я потрясен не меньше тебя.

– Мне нужно узнать об этом все и как можно быстрее. Как была достигнута договоренность? Какие у них намерения? Почему прочие женихи не взбунтовались против этого? Отчего мы не знали?

– Спроси это у своей Эос – она, похоже, знает о женихах больше, чем любой из моих соглядатаев, – огрызается Медон.

Пенелопе едва удается не хмуриться: царице не пристало выказывать недовольство, если только она не может устранить его причину немедленно как можно более демонстративным и предпочтительно жестоким образом.

– Я велю служанкам разузнать, но, если этот внезапный союз несет угрозу, с ним придется разобраться как можно скорее.

– Непохоже, чтобы тебя особо взволновало прибытие Пилада, – замечает Медон, сложив руки на круглом животе. – Я думал, ты кинешься в пиршественный зал встречать его приветственными речами и вином.

– Как видишь, меня отвлекли домашние дела.

– Если ты так говоришь.

Медон в этом не уверен. Он давно уже не понимает, что именно беспокоит его царицу. Он любит ее, конечно, – наверное, даже больше, чем ее собственный довольно равнодушный отец, – и его любовь, как ни странно, каждый день подтверждается осознанием, что ему не понять ее до конца, не добиться ее полного доверия. Но все же он готов отдать за нее жизнь, если это потребуется, хоть и надеется, что нет.

– Предполагаю, что у тебя найдется время оказать гостеприимство этому Пиладу. Если женихи что-то задумали, тебе не помешает поддержка Микен. Если, конечно, не пришло время… – Хмурый взгляд Пенелопы словно осадный таран. Он почтительно поднимает руки. – Я всего лишь предполагаю, что если и есть подходящее время выбрать жениха, то это сейчас, когда Антиной и Эвримах почти подружились, а новый царь Микен может поддержать твой выбор. – Она не отвечает, и страшная мысль мелькает в голове Медона. – Новый царь Микен ведь поддержит твой выбор, правда? Или ты знаешь что-то, чего не знаю я?