Это была немая сцена. Мы оба стояли поражённые и молча разглядывали друг друга.
На ней было чёрное шерстяное, насколько я вообще могу отличить шёлк от шерсти, свисающее мягкими волнами до пола, платье с длинными рукавами и закрытым воротом. На кожаном ремешке, надетом на шею, свисал круглый, с маленькое блюдце, плоский металлический медальон с такой же, как у Урода на поясе, чёрной восьмиконечной звездой. Настя была очень бледной, вообще плохо выглядела. Её слегка пошатывало. И она была беременна! Живот был настолько большой, что даже широкие складки его не скрывали.
— Тимур? Вы… вы давно тут?! — она была испугана и растеряна, а я был страшно зол.
— Так ты всё это время была здесь? Интересное кино! — я готов был её убить. — И чем же вы таким со своим папенькой занимаетесь, что сажаете людей в клетку, как жучков в банку, и качаете из них кровь? Ты кто, вообще, такая? — уже не говорил, а кричал я, подойдя к ней и, схватив за плечи, толкнул по направлению к матрасу.
Молчавший до сих пор Пашка, поднялся с матраса, опираясь рукой о стену, и, шатаясь, подошёл вплотную к Насте. Так же молча схватил её обеими руками за грудки и начал с остервенением трясти, издавая при этом нечленораздельные, хриплые звуки. Она не сопротивлялась, только моталась из стороны в сторону, как неживая. Потом закатила глаза и стала заваливаться назад. Я едва успел её подхватить, чтобы она не упала. Пашку мне удалось отцепить не сразу. Его всего трясло. Он судорожно, с хрипом дышал, с ненавистью глядя на Настю. Я почти волоком перетащил Настю на матрас.
Испуга в её глазах не было, только было видно, что она очень слаба. Я бы, наверное, в другое время ей посочувствовал, но другого времени нас лишили, и, кроме злости, я не испытывал ничего.
— Где Урод? Что вы, вообще, такое?
Она прерывисто дышала, прижав ладони к лицу. Потом отняла их, но каждое слово давалось ей с трудом:
— Тимур, пожалуйста, я даже не знала, что Ургорд здесь вас держит. Правда, поверь. Я всё объясню позже. Но сначала… помогите мне. Если откажетесь, я не доживу до вечера. Ургорд ушёл… ещё три дня назад. Он всегда уходил, но возвращался. И вот… пропал. Сама ничего не понимаю, — сбивчиво говорила она, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание.
Я не знал, что делать.
«Можно ли ей верить? По ходу, ей и правда нужна помощь».
Я подошёл к Пашке. Он, опустив голову, тяжело дышал, так и не сдвинувшись с места. Приобняв его за плечи, отвёл к матрасу.
— Паш, ты в порядке? Посиди пока, посмотрим, что она скажет, — и обернулся к Насте. — Хорошо. Что нужно делать? Но имей в виду, если ты что-то задумала…
— Тимур, я умираю. Давайте поднимемся наверх, всё объясню потом, сначала помогите. Я понимаю — вы хотите поскорей вернуться, но без меня вам всё равно отсюда не выбраться.
Мы поднялись наверх. Конечно, не без труда. Нам обоим пришлось Настю чуть ли не тащить на себе. Лестница же была узкая. В общем, наверх мы выбрались не сразу, ужасно уставшие. Сил не было — чувствовалась вынужденная голодовка.
Мы уложили Настю на диван, а сами упали на пол, привалившись к тому же дивану. Я уже отдышался, только слегка кружилась голова. Всё-таки физическая подготовка давала о себе знать. Пашке же нужно было время, чтобы прийти в себя. Настя вообще лежала зелёная, как плюш на диване.
— Настя! — начал я. — В чём заключается наша помощь? Что ещё мы должны сделать, чтобы вернуться домой? Говори!
— Я должна вам рассказать о себе, об Ургорде. Мне незачем что-то скрывать. Вы пострадали по моей вине. Ургорд держал вас здесь из-за крови для меня. Я просила, чтобы он приводил только взрослых, но в этот раз он меня, как вижу, не послушал.
Она помолчала. Было видно, что ей плохо, и она едва держится.
— Я полувампир из другого мира. Мы не охотимся на людей и не высасываем у них кровь, как пишут ваши писатели-фантасты в своих книгах. Кровь нам бывает нужна очень редко — когда мы болеем или ранены. И ещё, когда вынашиваем детей. Мы питаем их своей кровью. Поэтому должны её пить сами, чтобы не истощился организм. Я уже три дня не пила, и мои силы на исходе. Если не выпью крови, я и мой малыш не доживём до вечера. Мне нужно немного. Пожалуйста! Продукты в кладовой, там же, в банке, травяной сбор. Сначала заварите отвар и поешьте.
— Я тебя знаю десять лет! Хоть мы и не общались, да и виделись пару раз за год летом на каникулах, но всё равно же знакомы друг с другом. И в деревне про вас рассказывали. Ты жила и росла, как обычный ребёнок — человек. Жила здесь, вместе с нами, в нашем, блин, мире! А теперь я должен поверить в этот бред про вампиров и потусторонний мир? Ты бы в такую чушь поверила?
— Тимур, у меня почти не осталось времени, чтобы вас убеждать в том, что говорю правду. Сейчас просто поверьте в то немногое, что я вам рассказала, — она помолчала, переводя дух.
— Скоро я, если не выпью крови, уйду в беспамятство. Вы уже не сможете меня вернуть. Что случилось с моим проводником Ургордом — я не знаю. Между нами есть связь, но он на неё не выходит. Значит, на нём нет пояса. Звезда, — она дотронулась кончиками пальцев до середины кулона, — это наша связь. Возможно, он сюда уже не вернётся, и вы навсегда останетесь здесь, в Безвременье. Решайте. Мне больше нечего сказать.
Я подумал:
«Получается, она не оставляет нам выбора. Какая, в принципе, разница? Одним разом меньше, одним — больше. Без неё нам, похоже, и правда отсюда не выйти».
— Ладно. Убедила. Где его этот… контейнер, ты знаешь? — я подошёл к столешницам и начал попеременно открывать ящики и шкафчики, ища какой-нибудь нож и кружку.
Настя приподняла голову:
— Сначала заварите себе отвар, и мне тоже дайте. И поешьте. Вы не ели три дня — мне не нужны ваши трупы, — она указала рукой на дверь. — Там, в комнате, вход в кладовую. Зайди — увидишь. В комнате возьми корзину. Справа на стене в кладовой светильник. Идите вместе, Паша тебе поможет. На полке банка жёлтая — это травяной сбор. И возьми из комнаты одеяло — меня морозит.
Этот дом — лабиринт какой-то. Когда мы подходили к нему, хоть и был туман, я всё равно видел, что домик небольшой, скорее похож на деревенскую баню, чем на дом. Но внутри оказалась просторная комната, из которой вход в другую, ещё большую, а из неё — в кладовую. Я уже ничему старался не удивляться.
Мы с Пашкой зашли в комнату, дверь в которую была рядом с дверью в нашу «темницу». Комната была разделена двумя деревянными ширмами, что-то вроде спальни и гостиной. На второй половине, у дальней стены, стояла широкая кровать с пологом, прямо как в королевском дворце. Какие-то резные шкафчики, креслица, большое зеркало в красивой золочёной оправе. Всё это я смог разглядеть, когда зашёл за ширмы взять одеяло. Кровать была не заправлена, видно, что на ней недавно лежали. Наверное, Настя. Больше-то некому. Я взял одеяло, подушку и отнёс Насте. Устроил её на подушке и укрыл одеялом. Она ничего не сказала, но посмотрела на меня с благодарностью.
Первая половина комнаты была обставлена обычно: вплотную к ширмам стояли два чёрных кожаных кресла, на полу — ковёр в красно-чёрную клетку. С одной стороны широкий диван, с другой — две двери. Одна из них была открыта — Пашка уже нашёл кладовую. Я вошёл следом.
Это была не кладовая, а целый склад со стеллажами в три ряда и двумя проходами между ними. На одном из стеллажей стояли и лежали стопками какие-то книги, похожие на амбарные, коробки. На другом — посуда и много разной домашней утвари. Тут же, на нижней полке, стоял знакомый контейнер, при виде которого неприятно кольнуло внутри. Остальное я сильно не разглядывал: нашей целью были продукты.
Пашка стоял у крайнего стеллажа. В кладовой была нормальная комнатная температура, но когда я подошёл к Пашке, почувствовал холод. Как будто этот стеллаж был в невидимом морозильном отсеке. Пашка ещё ничего не взял, а стоял и ждал меня. Я сразу увидел жёлтую банку со сбором. Продукты размещались в отдельных шкафчиках. Мы взяли только то, что можно было поесть сразу: хлеб, два небольших куска вяленого мяса, молоко в литровой бутылке. А ещё овощи и зелень. Они лежали на противне, накрытом прозрачным пластиковым куполом, и были очень свежими.