Правда, сильно не шумели: бабулю и уважали, и побаивались. При её появлении сразу вскакивали, как ученицы в классе при появлении строгого учителя.
Видимо, для них так и было: почти все жители деревни были её бывшими учениками. Но я про это уже, кажется, говорил.
Открыв замок, ключ от которого хранился в отверстии над дверью, я сразу прошёл на кухню: очень хотелось пить. В холодильнике, как всегда, стоял изумительный бабулин квас. Я напился прямо из запотевшей банки, опорожнив больше половины кисло-сладкой живительной влаги.
— Фух! Лепота! «Жить стало лучше, жить стало веселее!» — как говаривал небезызвестный вождь народа товарищ Сталин, — понесло меня.
У меня такое иногда бывает: когда на самом деле совсем не весело, начинаю, как параноик, разговаривать вслух сам с собой. Я сполоснул руки и неспеша прошёл в свою комнатку. Скинул потную футболку, решив сначала сходить в летний душ, который находился у нас во дворе за домом. Когда начал стягивать джинсы, в кармане почувствовал какое-то уплотнение. Подумал — мобильник. Но это был не мобильник, а небольшой свёрток из плотной серой ткани. Кстати, мобильника нигде не было! Я присел на кушетку, развернул тряпицу и тупо уставился на её содержимое. Там был листок белой бумаги, сложенный вчетверо и слегка примятый, и две плоских лаковых коробочки чёрного цвета, каждая в половину спичечного коробка.
Помятуя, откуда мы вернулись, с опаской отложил коробочки на серую тряпку и долго не мигая на них смотрел. Не то чтобы мне это не понравилось — мне это страшно не понравилось! Я был в жутком ступоре! Первая мысль — собрать всю эту хрень в тряпку и кинуть в печку. Откуда всё это взялось? Кто это подложил? Кто припёр нас в лес? Я взял листок и осторожно развернул. Это было письмо, написанное мелким, торопливым почерком. И письмо это было обращено к нам.
Тимур, Паша!
Вы уже дома? Надеюсь, что да! Ургорд всё-таки стёр вам память. Но я решила, что это неправильно. Хочу, чтобы вы ВСЁ помнили. Для этого я передала тебе, Тимур, два кристалла. Это ваша с Пашей память о Безвременье. Ведь было не только плохое, правда? Просто сожмите их в ладони. Это не опасно, не бойтесь!
Мы, когда вернёмся, должны всё рассказать в Совете. И про то, что брали кровь у вас и других людей. Это было неверное решение. И нас за это накажут. Как меня — не знаю. А вот Ургорда, скорее всего, навсегда вышлют назад, на его планету. Для нас с ним это будет худшее из наказаний, но мы преступили то, что нам было не позволено.
Мы не должны были совершать насилие над людьми вашего мира. Но тогда об этом просто не думали. Мне казалось, что мы поступаем правильно и не причиняем людям вреда. Ведь они потом, когда вернутся, об этом не будут помнить. Я задумалась только после твоих слов, Тимур. И мне стало страшно! Я представила себя на вашем месте. Нам нет прощения, но всё же я прошу его у вас.
Я тороплюсь… Пишу в кладовой, пока вы ждёте меня в комнате, и где спит моя маленькая Патима. Я ещё не поняла до конца, что стала мамой, но в душе так радостно!
Мальчики, спасибо! Не представляю, что бы с нами было, если бы рядом не было вас!
Ещё о кристаллах: берегите их. Просто храните где-нибудь поблизости. Эти кристаллы — энергия жизни. Когда устанете или заболеете — сожмите их в руке.
Тимур! Ты забыл внизу свой телефон. Я его нашла и забираю с собой, как память о вас.
Прощайте. Я никогда вас не забуду! Настя-Насима.
P.S. Ургорда били и пытали друзья Марка. Они его ждали в том доме. Через три дня в дом пришёл житель, который носил нам продукты, и помог ему выбраться из погреба. Они его туда бросили, думая, что он умер.
Я перечитал письмо трижды, держа в потных, дрожащих руках.
«Настя жива? Она что, была вместе со мной в горелом доме? У меня же было ощущение, что там кто-то есть. Може снаружи стояла и подглядывала? Да нет, глупость какая-то, чьи-то дурацкие шутки! Какая Настя, какие, нафиг, миры? Какие планеты и всё остальное? Откуда Насте взяться в деревне? Год уже прошёл, как они пропали. А может, где-нибудь в лесу живут и тайком к дому приходят? Да ну, бред! Чего им в доме делать, там одни обломки от мебели, да мусор. А письмо откуда? Чья-то идиотская шутка? Прикол, блин, такой?»
По телу пробежал озноб, и я непроизвольно передёрнул плечами. Смешно мне совсем не было.
«И, кстати, мобильник! То, что он в чужих руках — это о-оочень плохая новость! Кто-то неизвестный будет читать мою переписку с Леной. Может, всё-таки Настя? Не уверен. Тогда — кто?!»
Мысли бешено скакали в голове, не давая сосредоточиться. Но в глубине моей напрочь поехавшей башки сидело и вытесняло всё остальное:
«ЭТО НЕ ШУТКА! Это… что тогда это?!»
По ходу, это то, что было ещё хуже. Куда мы с Пашкой влипли? Чёрт, я и впрямь был напуган всей этой тарабарщиной, хоть всегда был слишком далёк от мистики и всех этих экстрасенсов с их банками воды для подзарядки, «мотанием» руками в воздухе и прочей мутотенью. А тут, получается, мы связались с какими-то потусторонними силами, и я должен это проверить, достав то, что лежало в коробочке.
«Кому и что от нас надо? И что за мужик, который носит им продукты? Может, это он решил с нами поиграться? Зачем? И как он смог нас усыпить и перенести в лес? А может, в том доме действительно собирается какая-нибудь секта, вот они и решили нас напугать, чтобы больше туда не лезли? Скорей всего, так оно и есть. Но причём здесь Настя, её-то сюда к чему приплели? А в коробочках что?»
Я опять с опаской покосился на два маленьких лаковых коробка, похожих на двух больших жуков-рогачей, только без рогов.
«Что в них? Яд? Усыпляющее зелье? А может, наркотик какой-нибудь? Самим точно открывать нельзя. До Пашки дойти сначала, а там вместе решить, что делать дальше?»
Но злость на этого психа ещё не прошла. Решил пока всё отложить подальше и пойти ополоснуться. И есть хотелось уже до тошноты. В пустом желудке противно сосало.
Помывшись в душе, я переоделся во всё чистое и из кастрюльки, стоявшей на плите, налил себе большую порционную тарелку огненно-красного борща с аппетитно разваренными кусочками мяса.
«М-мм! Оно — моё всё!»
Понёс осторожно полную тарелку к столу, глядя на переливающиеся лимонные кружочки жира… Перед глазами на миг возникло видение: плавающие золотистые кружочки в тарелке с молочным супом…
Я вздрогнул и обжёг руку выплеснувшимся борщом. Быстро донёс до стола и, крутанув вентиль, подставил обожжённое место под струю холодной воды.
«Вот же, блин, растяпа!»
Автоматом достал из холодильника сметану… положил полную ложку в борщ… сел за стол… зачерпнул огненное варево… и уставился в пространство.
Возникшее на миг видение пропало, оставив какое-то неприятное ощущение чего-то. Я напряжённо силился вспомнить, откуда это пришло? Ничего не вспоминалось. Вот, вот же оно, рядом… ухвати маленький кусочек пазла, и всплывёт вся картинка! Но ничего не получалось.
Есть совсем расхотелось, но я всё равно поел. Механически — не ощущая ни вкуса, ни запаха. Все чувства перекрывало непонятное беспокойство, как будто я что-то должен обязательно вспомнить, но что, и почему это важно — не понимал.
«Да что за чёрт! Забиваю себе голову всякой ерундой! Делать больше нечего!» — в раздражении мотнул я головой.
Убрав со стола, зашёл опять в свою комнатушку и наткнулся взглядом на тряпичный свёрток.
«Нет, прям сейчас, один, открывать коробку я не собираюсь. Неизвестно, чем это может закончиться. Остаётся единственный выход — идти к этому мерзкому насекомому. Кстати, и фонарик заберу — он бабулин. Рубашку пусть носит, своего не жалко».
Пашки дома не оказалось.
— Ушёл недавно. Поди, на речке, где ему ещё быть, раз не с тобой! — доложила баба Липа.
«Вот же, паук недоделанный! Без меня ушёл!» — подумал ревниво, уже забыв, что два часа назад он меня бесил одним своим видом.
Проехав на скутере в конец деревни, а затем мимо берёзовой рощи, я остановился у зарослей тальника. Оставив скутер и разувшись, пошёл по берегу разыскивать Пашку, утопая по щиколотку в песке. День сегодня был жаркий: и на берегу, и в реке полно народу. Музыка, смех, гомон, мелькающие голые пузики и белые панамки ребятишек; кучно лежащие на песке и на прямоугольниках всех цветов радуги ленивые тела дачников; шашлычно-дымный аромат от торговой палатки; ослепительный блеск струящейся воды с плавающими и неподвижно стоящими телами — всё говорило о том, что лето в самом разгаре, и поднимало, опустившийся на минус, градус настроения.