Только вот порезы на руках и закрытая дверь никак не вписывались в стройный ход моих мысленных рассуждений.
========== Глава 4. Урод ==========
Мы сидели, молча глядя друг на друга. Никто первым не решался высказать вслух свои опасения. Но мы и так прекрасно, без слов, понимали, о чём думает другой. Понимали, что попали в лапы этого урода — дяди Паши. Понимали, что просто так он, скорее всего, нас не отпустит. Единственное, что было непонятно — что ему от нас нужно. Думаю, скоро узнаем. Не помирать же он нас здесь бросил. Мог бы тогда не кормить. Нет, что-то здесь не так. И что за порезы у нас на руках? В голове была полная сумятица.
— Тём, принеси воды попить. Что-то мне не очень. Тошнит и голова кружится, — слабым голоском проблеял мой друг, отвлекая от невесёлых размышлений.
Я с тревогой взглянул на Пашку. Действительно, выглядел он неважно: лицо бледнее обычного, губы синюшные, тёмные круги под глазами. На ум полезли дурацкие сравнения: «мертвец», «зомби»… Но сейчас было не до шуток. Я зачерпнул воды из бачка и сам его напоил.
— Ты чего расклеился, Паш? — спросил я с тревогой. — Мы по-любому отсюда выберемся. Ты веришь мне?
— Верить-то я верю, Тём. Но что ты сможешь сделать, если…
Договорить Пашке я не дал, быстро накрыв ему ладонью рот.
— Так, давай не нагонять на себя страху! Если хочешь, можешь ещё поспать, пока этот не придёт. Тебе тогда станет лучше.
Опять раскатал один матрас и уложил Пашку, накрыв покрывалом.
— Дождёмся дядь Пашу, тогда узнаем, чего ему от нас нужно.
Пашка кивнул и тут же уснул, а я посидел ещё немного возле него, поправил покрывало, подоткнув со всех сторон, и подошёл к бачку с водой. Хотелось есть. Оставалось водой немного приглушить чувство голода. Зачерпнул воды и с кружкой присел на матрас, привалившись к стене. Не торопясь, попил и поставил пустую кружку рядом на пол. Вставать не хотелось, была какая-то вялость и в теле, и в мыслях.
Не знаю, сколько времени я просидел так, перед тем как опять провалиться в сон.
Проснулся от Пашкиного голоса:
— Тёма, Тём! Да проснись же ты! — Пашка явно плакал. Я резко поднял голову и тут же скатился с матраса — мои руки и ноги были крепко стянуты широкой лентой скотча. Пашка сидел на полу рядом с придвинутым к стене матрасом и тихонько подвывал. Он, как и я, был связан. Я кое-как поднялся, сел, привалившись к матрасу, и хмуро взглянул на Пашку. Понятия не имел, что ему сказать:
«Не переживай, Пашенька, всё обойдётся! Мы отсюда обязательно выберемся!»
Похоже — уже выбрались, твою мать!
— Ты давно проснулся?
— Нет, только что. Это он нас сонных связал. А меня ещё и с постели поднял. Я даже не проснулся — ничего не почувствовал. В воде, наверное, что-то было подмешано, — не прекращая шмыгать носом и поскуливать, поведал Пашка.
Мы ещё какое-то время посидели, приходя в себя. Пашка уже не плакал, но на лице, с покрасневшими от слёз, выпученными глазами, читался страх; во взгляде была паника.
Оба вздрогнули, когда послышался лязг отодвигаемой задвижки, и с испугом взглянули на дверь. Да! Мне, как и Пашке, было страшно! Нет ничего хуже неизвестности.
В комнату вошёл Урод… Это имя дяде Паше подходило больше.
В руках он держал низкую табуретку. Пашка судорожно отполз к стене, отталкиваясь от пола связанными ногами, и с испугом глядел на Урода. Я не двинулся с места. Связанный по рукам и ногам — что я мог сделать для нашей защиты? Убивать нас, похоже, он не собирался. Сделал бы это ещё ночью, когда мы спали.
— Утречко доброе! — почти пропел Урод с ласковой издёвкой, присаживаясь на табуретку возле бачка с водой.
Я резко привстал, насколько позволяли путы на руках и ногах.
— Что вам от нас нужно?
На вопрос он никак не отреагировал. Обвёл нас взглядом — глаза были холодные и бесстрастные.
— Вы у меня в гостях, ребятки. Погостите маленько, а потом вернётесь домой — целыми и невредимыми. Калечить или лишать вас жизни я не собираюсь, если, конечно, будете себя хорошо вести.
— Нас уже ищут и обязательно найдут! — перебил его я.
— Ты, парень, помолчи, когда старшие говорят. А я тебя намно-о-го старше. Вы, люди, живёте мало, быстро стареете и умираете.
— Люди? А ты кто? — снова перебил его я.
— Этого вам лучше не знать. Если перебьёшь ещё раз — накажу! — сверкнул он на меня недобрым взглядом, но голос по-прежнему был ласковым, даже приторным, и это было ещё хуже.
— Вам нужно уяснить несколько простых правил. Будете хорошо себя вести и не станете их нарушать — вернётесь домой. Вы у меня здесь не первые и не последние. Тут мно-о-го ваших сельчан перегостило, почти все домой назад вернулись — кто вёл себя тихо и мне не перечил. Живут дальше и помалкивают!
При этих его словах меня передёрнуло.
— Зачем вы мне нужны? Хи-хи-хи-хи-хи! — тоненько закатился Урод. — Вы мне не нужны, мне нужна ваша кровь. А кровь у вас молодая, здоровая. Я давно за вами наблюдаю. Не курите, не пьёте, наркотиками не балуетесь. Чистить кровь не нужно, как у других, — и глаза его вновь стали холодными и бесстрастными.
«Да он псих! — подумал я. — Сумасшедший сектант! И кровь ему, наверное, нужна для обрядов».
— Правило первое! Кровь буду брать у вас по очереди — через день. Немного… Живы останетесь!
Я слушал и не верил, что я это слышу. Какой-то сюр! Посмотрел на Пашку, и сердце сжалось. Кажется, он даже не совсем соображал, что тут нам впаривал этот ублюдок. Я поймал Пашкин взгляд и еле заметно кивнул, слегка подняв подбородок вверх, желая его подбодрить. Между нами произошёл беззвучный диалог: «Малыш, не дрейфь! Мы вместе!» — он тоже едва заметно дёрнул головой и на секунду прикрыл глаза, отвечая мне: «Не беспокойся. Я в порядке!»
— Вы ведёте себя тихо, — продолжил Урод сладким голосом, — кровь отдаёте спокойно. Это не больно. Шрамы заживут, на утро и следа не останется. Пластыри-то я уже у вас убрал. Ручки чистые!
Я скосил глаза на руку, но из-за широкой ленты, стянувшей запястья, ничего не увидел.
— Станете сопротивляться — накажу! Наказание вам не понравится.
Он помолчал, видимо, давая нам время осмыслить сказанное.
— Правило второе! Отвар, что буду вам приносить, весь выпиваете — сразу! Это вашу кровушку восстановит. Не станете пить — загнётесь тут у меня через неделю.
Он взглянул на Пашку. Тот, как загипнотизированный, смотрел Уроду в глаза и становился ещё бледнее, если такое вообще было возможно.
— Вот тебя особо касается. В тебе весу-то сколько? И кровь рыбья! Хи-хи-хи-хи-хи! — опять тоненько захихикал Урод.
Хотелось вцепиться в эту мерзкую рожу и бить башкой о стену, пока не сдохнет. Я ж за Пашку любого мог порвать, а тут сижу, связанный по рукам и ногам, и ничего не могу. Это бесило. Убил бы гада!
— А ты, парень, глазки–то прикрой. Вишь, как сверкают! Что? Убить, поди, меня мечтаешь? Хи-хи-хи-хи-хи! Не сможешь — я бессмертный!
«Бессмертный, значит? Ну точно псих! Не зря же он ни с кем в деревне не общался. Псих-одиночка! И племяша замочил!»
— Многие мечтали… Да, только где они сейчас? А я — вот он, перед вами сижу!
«А если он и правда не человек? Какой он настоящий? Может, похож на гигантского паука? Они тоже кровью питаются. Рожа у него точно паучья. И на Кощея Бессмертного немного похож. Но это — вымышленный герой. Ага… А этот придурок — настоящий! Всё! Кажется, моя крыша поехала! Это что — шутка такая? Называется — “В гостях у страшной сказки”?»
— Правило третье! За собой ведро выносите сами. Вот тут дверка есть… — он сделал шаг к стене, у которой я сидел, и провёл ладонью по гладкой поверхности. Из стены рельефом выступил прямоугольник двери.
«Фокусник хренов!»
— Потом посмотрите. Там ниша, а вместо пола глыбо-о-окий колодец: внизу речка подземная. Будете туда из ведра выплёскивать, а чего удумаете — я вас самих туда брошу, утоплю, как котят! — наклонился и посмотрел вниз. Из ниши раздался его глухой, как из трубы, голос:
— Да вы не уто-о-нете, раньше помрёте, хе-хе, или от страха, или расшибётесь!