Но отцу не хватило смелости спросить, что он нашел там, во тьме.
Ведь Пьетро знал, что случилось с Дзено. Этот секрет вселял в него жуткое чувство вины, и этой тайной он никогда и ни с кем не делился. Исчезновение малыша лежало на его совести. Пьетро должен был за это ответить, потому что за несколько недель до исчезновения маленького Батигола избежал своей судьбы.
И вместо него тьма забрала Дзено.
Даже сейчас, в свои без тридцати секунд тридцать пять лет, Пьетро не мог отделаться от абсурдной мысли: да, он невольно определил несчастную судьбу своего товарища по играм.
Quid pro quo[3].
Ибо Дзено Дзанусси наверняка был мертв. Хотя ни у кого не хватило смелости объявить об этом открыто.
Даже по прошествии стольких лет психолог все еще терзался угрызениями совести. И пока он зимним вечером направлялся к себе домой, зябко кутаясь в плащ, потупив взгляд и мотая головой, словно пытаясь отогнать мучительные мысли, ему вновь довелось пройти мимо дома, где находился его кабинет.
Джербер сбавил шаг: ему показалось, будто под козырьком автобусной остановки он различает в клубах тумана знакомую фигуру.
Девушка тоже узнала его.
– Я опоздала на последний автобус, не знаю, как вернуться домой, – сказала Майя Сало, будто оправдываясь. Она держала руки в карманах куртки и дрожала от холода. Губы у нее посинели.
– Пойдемте поищем место, где можно выпить чего-нибудь горячего, – предложил Джербер. – Потом я вызову вам такси.
– Я не могу позволить себе такси до Сан-Джиминьяно, – призналась Майя, на мгновение потупив взгляд.
– Не беспокойтесь, я оплачу.
Девушка распахнула зеленые глаза и склонила голову влево, как делала раньше, – и Джербер это приметил. Они были едва знакомы, но доктор понял: такая реакция обычна для Майи Сало. Кто знает, сколько раз она повторяла это движение, сама того не замечая. Хотя его, разумеется, замечали те, кому повезло находиться с ней рядом. Вот и он, пока был мужем Сильвии, пользовался преимуществом наблюдать, как в предвкушении поцелуя у нее на лбу образуется тонкая морщинка.
– Дело в том, что Эва сейчас одна, – заявила Майя.
Это Джербера поразило.
– Как – одна?
– Я попросила домоправительницу побыть с ней, пока я не вернусь, но уже слишком поздно.
– И в чем проблема?
– Все сложнее, чем кажется, – робко попыталась объясниться девушка.
– Не понимаю, разве домоправительница не живет вместе с вами?
– Синьора Ваннини уходит до темноты.
– И в доме больше никого нет?
Должен же быть сторож, другие слуги, представлял себе Джербер.
Майя покачала головой.
Джербер был потрясен еще больше, представив себе, как девушка и ребенок остаются одни в доме среди полей, особенно ночью.
Майя снова потупила взгляд; ей, наверное, было неловко признаваться, что она не чувствует себя в безопасности.
– Дом старинный и очень большой, но мы занимаем только часть.
С тех пор как после развода жена и сын переехали в Ливорно, Джербер жил один в огромной квартире и теперь припомнил, каким беззащитным чувствуешь себя каждый вечер, когда засыпаешь в одиночестве, без близкого человека рядом. Поэтому задался вопросом, как могла девушка взять на себя такую ответственность.
– В случае необходимости синьора Ваннини всегда может прийти, – попыталась успокоить его Майя. – От поселка до имения несколько минут ходьбы.
Было ясно, что она прежде всего старается убедить себя. Но все это совсем не нормально. Что за люди эти Онельи Кателани? Как они могли допустить, чтобы десятилетняя девочка жила одна в глуши с какой-то незнакомкой? Но потом решил, что не станет выяснять как и почему: не его это дело. Вытащил сотовый из кармана плаща и стал вызывать такси.
– Через восемь минут, – сказал он девушке, едва голос в записи сообщил, когда приедет машина. Джербер надеялся, что такси прибудет раньше, – он боялся, что Майя снова станет просить его заняться случаем Эвы.
Девушка шагнула к нему: на рыжие волосы в капельках влаги падал свет фонаря, образуя вокруг лица сверкающий ореол.
– Доктор Джербер, по-вашему, за этим может стоять что-то, кроме шизофрении?
– Конечно, нельзя исключать, что Эва создала себе воображаемого друга потому, что отчаянно нуждается в обществе других детей.
– Я не об этом, – проговорила девушка, устремив на него пристальный взгляд.
Тогда что она имела в виду? В чем хотела его уверить? Что есть еще какое-то объяснение?
– Так или иначе, этот воображаемый безымянный мальчик сейчас ополчился на нее, – добавила Майя Сало неожиданно суровым тоном. – У вас, доктор Джербер, это не вызывает гнетущего чувства? Эва причиняет себе боль, потому что у нее нет выбора.