Как бы ни пугала меня эта недолговременная встреча, я выкинула ее из головы. С учетом того, что мне привиделось, когда я потеряла ребенка, мне стоило побеспокоиться о своем психическом здоровье, а вот это уже была действительно ужасающая перспектива. Об этом эпизоде я вспомнила уже позже, когда наша жизнь в Доме Бельведера приняла совсем дурной оборот.
Через неделю после поминальной службы мне позвонил Стивен. От студентов поступило еще больше жалоб, и Стивен хотел переговорить со мной, чтобы узнать о состоянии Роджера. «Что за жалобы?» – спросила я, и он мне все рассказал. Пока я слушала, как он пытался как можно мягче передать суть претензий – ты же знаешь Стивена, – перед глазами у меня стоял образ Роджера за трибуной проповедника. Когда Стивен осведомился, как чувствует себя Роджер, я ответила:
– Учитывая обстоятельства, он не так уж и плох. Но, думаю, он долго держал все в себе. Скорее всего, ты прав, и большинство студентов просто не хотят учиться, но ведь есть и такие, которые всерьез обеспокоены ситуацией.
– Я понимаю, – произнес Стивен, и по его голосу было очевидно, что от одной мысли о разговоре с Роджером он приходил в ужас. Он добавил:
– После обеда у меня назначена встреча с Роджером, на которой мы обсудим поступившие жалобы, и, я уверен, мы сможем найти решение данной проблемы. Я благодарен за помощь.
Они встретились, но ни к какому компромиссу так и не пришли. Роджер рассказал мне обо всем за ужином. Он был вне себя от злости; за все время со смерти Теда я ни разу не видела его таким разгневанным.
– По всей видимости, некоторые студенты мною недовольны, – начал он.
– Недовольны?
– Они считают, что я пренебрегаю своими обязанностями. Некоторые из них пожаловались заведующему кафедрой.
– Ты серьезно?
Роджер кивнул.
– Он спросил, можем ли мы встретиться сегодня после обеда. Можем ли мы «назначить встречу». Раньше ведь как было: если заведующий кафедрой хочет с тобой поговорить, он приходит к тебе в кабинет и говорит. «Назначить встречу», ну-ну.
– Что тебе сказал Стивен?
– Ничего существенного, – ответил Роджер. – Слушай, ему надо было идти в адвокаты, только они могут так подбирать слова. Есть студенты, которые считают, что я не уделяю им достаточно внимания. Они утверждают, что я постоянно повторяюсь, не имею представления, какой роман мы проходим на занятии. Что я вовсе не появляюсь на занятиях.
– Что же, – начала я, – чисто теоретически: могут ли их обвинения быть небезосновательными?
– Абсолютно исключено, – отрезал Роджер. – Допускаю, что изредка могу повторить сделанное ранее замечание, чтобы связать сказанное прежде с тем, о чем я только начинаю говорить. Да, случается, что я отвожу значительную часть лекции не на тот роман, которым мы должны заниматься, но все это делается исключительно в интересах того, чтобы выстроить связи между двумя текстами. Что касается пропущенных занятий: если я и отсутствовал пару-тройку раз, то лишь потому, что чересчур увлекся решением проблемы, поднятой в романе, которым мы как раз и занимаемся, и время незаметно пролетело.
– Дорогой, – начала я, – после смерти Теда ты находишься в постоянном напряжении.
– И что бы это должно значить? – спросил Роджер. – Что ты веришь предъявленным обвинениям? Ты была моей студенткой. Тебе ли не знать, как я веду себя в аудитории. Разве я когда-нибудь позволял вести себя безответственно?
– Ты знаешь, как глубоко я тебя уважаю, – сказала я. – Ты знаешь, что ты – лучший преподаватель кафедры. Лучший преподаватель всего университета. С этим никто не спорит. Но ты перенес ужасную потерю, и она не могла не оставить следа. И это нормально.
Роджер не хотел ничего слушать. Хотя он допускал, что обвинения студентов имеют под собой некие основания, он отказывался их признавать. Стивен высказал предложение отправить Роджера в отпуск на несколько недель – до конца семестра, если ему захочется, – от которого Роджер со всем присущим ему презрением отказался. В его представлении вопрос был решен, но, приняв мой повышенный интерес за допрос, он оскорбился. Ужин мы закончили в полном молчании, которое растянулось на весь вечер и следующее утро. Роджер уехал в университет раньше, чем обычно, – таким образом демонстрируя свою позицию в пассивно-агрессивной форме.